"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Об Эльге Мистина сейчас подумал в первый черед. Ее сыну он не может даже синяк поставить, не то что кровь пролить.
– И каких же ты условий хочешь? – воскликнул Асмунд, явно думая о том же.
– Давай – из круга вытеснить? – предложил Мистина, тоже как будто шутя.
Плоскостью щита он с его весом вынес бы за пределы площадки хоть троих таких, как этот светлый отрок. Ни единой ссадины не оставив.
– Нет, – Святослав качнул головой. – Мы родичи… потому до первой крови.
Мистина не мог отделаться от чувства, что это дитя с ним играет. Но он не понимал этой игры и чуял рядом большие беды.
– Что ты задумал? – прямо спросил Асмунд. Поднявшись с места, он подошел и встал перед воспитанником, положив руки на пояс. – Хватит плетень заплетать, говори как есть.
У него тоже был изумленный вид: впервые в голове сестрича завелись мысли, о которых он ничего не знал.
– Я – князь русский, – Святослав тоже встал, хотя и так ему приходилось смотреть на обоих воевод снизу вверх. – Боги со мной и боги во мне, так? Ты сам меня учил. Воротимся домой – я возьму меч отцовский, какой мне мать вручила, и с ним выйду на поле. Если есть измена – Перун и отцов меч ее обличат, и ни сила, ни сноровка виновному не помогут. А нет измены… – он перевел взгляд на Мистину, – больше о том деле помину не будет.
Меч по прозванию Поцелуй Валькирии, врученный ему на ступенях княжьего стола, Святослав оставил в Киеве. В походе с ним был его собственный меч, который Ингвар поднес два года назад, размерами и весом меньше обычного, изготовленный нарочно для рук отрока.
– Что – я прав?
Бояре молчали. Никто не мог отрицать ведущую князя волю богов. Асмунд был изумлен: он в свои тридцать пять не додумался бы до того, до чего додумался юный племянник.
А Мистина, при всем своем самообладании, переменился в лице. Уж ему-то хватило быстроты ума сообразить: замысел Святослава несет ему погибель. Если боги и в самом деле направят руку отрока с отцовским мечом – он проиграет. Перед побратимом совесть Мистины не чиста, хоть и совсем не в том деле, о каком шла речь. А если все пойдет, как у людей… ему придется пролить кровь своего собственного князя… которому он целовал меч на верность. И за кровь Святослава с него рано или поздно взыщет его собственный клинок.
Никакой исход этого поединка не обещал ему добра. Так или иначе – он погибнет. Лишится если не жизни, то чести, положения, влияния.
Неужели такой и будет его кара за тайные провинности перед побратимом? Ингвар взыщет с него руками сына – после своей смерти?
Мистина тяжело дышал, не находя выхода. Он, которого судьба наделила силой медведя, ловкостью ящера и упорством текучей воды. Невольно взялся за оберег – медвежий клык с резьбой, который всегда носил под одеждой.
– Пируете? – раздался от двери веселый голос. – А чего так тихо – пиво кончилось?
Все обернулись. В дверях стоял Лют, за ним – Хакон, Молята и Енарь. Все четверо улыбались, усталые – явно прямо с дороги, но довольные.
– Будь жив, княже! – Лют поклонился Святославу и первым прошел в обчину, хотя по старшинству первым должен был идти Хакон. – А мы вам добычу привезли. Жита, мяса, девиц и отроков. Будь цел, брате! – Он обнял Мистину, застывшего посреди покоя.
Обнимая его в ответ, Мистина обнаружил, что на плечах Люта висит не одна, а две перевязи с мечами – крест-накрест.
– А мы князю гостинец привезли, – Лют повернулся к Святославу и широко улыбнулся, отчего лицо его засияло, будто солнце.
– Какой еще гостинец? – настороженно спросил тот.
– То, что ты повелел доставить. Меч отца твоего, Ингвара.
К вечеру того же дня, когда Туровец был взят в кольцо осады, ворота вновь открылись и наружу показались уже знакомые русам две ватаги: Будерада и Коловея. Им пришлось обождать на ветру посреди луга, пока Хакон и Лют выехали им навстречу: русы не думали, что древляне явятся раньше завтрашнего дня. Случанский князь и молодой воевода с Ужа вышли друг за другом, но смотрели в разные стороны.
– Я вам передаю приговор всех жителей туровецких, – первым начал Будерад. – Мы воле князя киевского ни в чем противиться не станем и по-прежнему господином над собою его признаем. Готовы давать дань. Но вы рассудите – справедливо ли будет, если мы против Святослава рать не водили, вашей крови не проливали, а платить будем наравне с этими… – он покосился в сторону Коловея.
Было видно, что с утра эти двое успели рассориться. У Коловея вид был замкнутый и решительный. После беседы со своими людьми он еще раз виделся с Будерадом и пытался убедить его выйти в поле общим строем. Но напрасно. При любом исходе битва не принесла бы случанам ничего, кроме горя и разорения, и они отказались наотрез.
Рухнула последняя надежда обрести помощь на родной земле. Коловей и его ратники, те, кто не желал смириться с пораженим, остались перед своей бедой одни.
– Князь приказал мне привезти тебя и дань с твоей волости, – ответил Будераду Хакон. – И это я сделаю. А представ перед князем, ты сам попросишь его о более справедливой доле. Я же изменить его повеление не могу. Когда ты будешь готов открыть ворота, чтобы мы просмотрели ваше имущество и людей?
– Да мы-то готовы… – Будерад вздохнул и покосился на Коловея. – А те вон, удальцы, не желают… Я с ними не заедино, они сами по себе, а в моем городе своевольничают.
– Вот как! В чем же их своевольство?
– Не впустим, сказали, русов в город, пока сами с ними свой ряд не утвердим.
– То есть они не впустят нас в твой город, пока не утвердят свой ряд?
– Вот так, возьми их летун! У него в городе сотня, да все вон… удалые! – Будерад кивнул на боевой ход, где стояли, с копьями и луками, ратники Коловея.
– А ты что скажешь? – Хакон повернулся к молодому воеводе. – Слушаю тебя.
– Так слушай, – Коловей сделал шаг к русам и положил руки на пояс. – Нам со случанами не по пути. У нас свой ряд будет.
– У тебя и у тех людей, что пришли сюда из разбитой рати Володислава? – уточнил Хакон. – От Искоростеня?
– Да, – с вызовом подтвердил Коловей. – Князь наш Володислав погиб… – он запнулся и сглотнул. – Убит на ручье…
– Его шлем у Святослава, а где тело?
– В ров он скатился, а сверху бревнами с тына горящими завалило, видать, – Коловей опустил глаза. – Мы и сами тела его не обрели. Только видели люди, как ему… рану нанесли тяжкую. Ни у вас, ни у нас – стало быть, у Триглава князь ныне. А мы сами по себе. Дорога у нас своя. Но чести мы не продадим. Давай так. У тебя здесь три сотни, и у меня три сотни. Хочешь биться – давай биться. А лучше давай разойдемся подобру-поздорову: мы за Горину уйдем, на Волынь, а вы тут владейте всем… – он бросил презрительный взгляд на Будерада, – хоть гусей наяривайте.
Хакон бросил вопросительный взгляд на Люта и Моляту, молча слушавших. Лют нахмурился и резко качнул головой.
– Погоди, мы поговорим, – сказал Хакон Коловею и кивнул Люту в сторону.
Они отошли к своим коням.
– Хотят уйти – пусть проваливают к йотунам! – на северном языке зашептал Хакон. – Нас равное число, мы их побьем, конечно, но зачем нам лишние потери? Город мы получим и без битвы, их князь сдался, вся Случь уже в наших руках. Это будет совершенно пустой и ненужный бой. А мне мои люди нужны живыми. Неужели ты еще не навоевался?
– Навоевался я по самое дальше некуда! – движением, позаимствованным у старшего брата, Лют резко провел пальцем под горлом. – Да не в этом дело.
– А в чем?
– Это древляне. Они не покорились, не дают нам ни дани, ни присяги, и хотят уйти с оружием. Если мы их упустим, Святослав обвинит нас в измене.
– Я ему объясню. Нам не нужны лишние потери.
– Ничего ты ему не объяснишь. Он хочет полной победы.
– Не всегда бывает так, как хочется! – Это Хакон знал по себе.
– Мне по желваку, куда эти три сотни пойдут и что будут делать. Был бы ты здесь один, решал бы как хочешь. Но здесь я.
