"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Она вышла и встала у крыльца, сцепив руки. Кое-как натянутые перстни впивались в кожу. Взгляд ее не отрывался от раскрытых ворот. Челядь и отроки восторженно кричали, но у Эльги так шумело в ушах, что их голоса доносились как будто издалека. Вдруг она не расслышит то, что он ей скажет? Они…
И вдруг смертный ужас пронзил грудь. Шли последние мгновения, пока она могла надеяться, что все близкие ей люди живы. Вот сейчас Ингвар войдет во двор, и она узнает, что кто-то не вернется никогда. Мистина… Эймунд… Тородд… Хельги… Захотелось, чтобы это последнее мгновение надежды застыло навек; Эльга едва сдержала желание повернуться и убежать обратно в избу, чтобы его продлить.
Но в это время увидела Ингвара. Он вошел в ворота среди своих гридей; Эльга отмечала окружавшие его знакомые лица, но не могла сразу вспомнить имена. Увидела Фасти, и от сердца чуть отлегло. Задыхаясь, она отчаянно искала взглядом Мистину или своих братьев, но нашла возле Ингвара какую-то незнакомую пару: мужчину и молодую женщину, явно не из русов. Кто это, где он их взял – явно не греки и не пленники.
Не помня себя, княгиня двинулась вперед. Нужно было взять рог, что держали возле нее наготове отроки, и приветствовать мужа из похода как полагается, но Эльга даже не вспомнила об этом.
Все было как-то неправильно. Он не предупредил о возвращении, не дал ей времени свыкнуться и приготовиться… Привел так мало людей… Где же остальные? Ушла тысяча лодий – а вернулись десять? Неужели от двадцатитысячного войска остались две-три сотни человек?
Но этого не может быть!
Ингвар взглянул на Эльгу. И она остановилась, как будто споткнулась. Он смотрел на нее пристально, но скорее с тревогой, чем с радостью.
Воздух в груди застыл пустотой. Такое лицо после похода у Ингвара могло быть, только если… Если он вернулся один… Никого больше нет – ни Мистины, ни Эймунда, ни Хельги…
Где-то внутри распахнулась холодная черная пропасть. Мир опустел. Последним отчаянным усилием Эльга обвела взглядом лица входящих вслед за Ингваром. Тех, кого она искала, там не было. Может, они идут сзади… Высадились позднее… Но нет. Чутье подсказывало ей – никого нет. Ингвар вернулся без них.
Она остановилась посреди двора, не в силах сделать больше ни шагу. Ингвар медленно приблизился. Его дружина затекала в ворота, но гриди и отроки расходились по сторонам, оставляя посередине свободное пространство для князя и княгини.
– Будь жива… княгиня… Эльга, – хрипло вымолвил Ингвар, подойдя к ней на два шага. – Как ты? Здорова?
– Д-да, – вытолкнула она. – Ты… А мы…
Она хотела рассказать сразу все: про Манарово письмо, про Турогостя и Свенельда, про древлянскую рать, про полянское ополчение и уговор с Деженем и Грозничаром… Но ум давился мыслями, не в силах ни одну облечь в слова. Она коротко хватала ртом воздух; стеснение в груди не давало вздохнуть как следует.
Тогда она устремилась вперед и обхватила Ингвара обеими руками, прижалась к нему, вдохнула его запах, надеясь, что хоть это убедит ее и успокоит. Он неловко обнял ее, поцеловал в затылок через убрус. Люди вокруг радостно кричали, но ощущение беды не отпускало Эльгу.
– Где… Остальные? – она подняла глаза.
И вид его лица убеждал ее: она боится не зря.
– Я… Пока один… С малой дружиной… И со мной…
Ингвар обернулся и сделал кому-то знак. Сквозь расступившихся гридей прошли те двое, кого Эльга уже замечала мельком: мужчина средних лет, смуглый, с черными усами и черной косой, падавшей на плечо из-под шапки – из угров, что ли? Он вел молодую женщину – лет шестнадцати-семнадцати. Точно, угры – в чертах ее виднелась примесь степной крови, впрочем, не мешавшая миловидности. На свежем смуглом лице отражалась гордость и лукавый задор.
– Это… – Ингвар почему-то взял незнакомку за руку и подтянул к себе, отняв у того, кого Эльга поначалу посчитала ее мужем. – Вот… Видишь… Это жена моя, Огняна-Мария, Пресиянова дочь, княжна болгарская. А это Боян, Симеонов сын, царевич. Брат Петра из Великого Преслава.
Если бы он сказал, что это, мол, морковь, дочь лодейного кормила, а это ее троюродный плетень, его речь не показалась бы Эльге более бессмысленной.
Подошел Асмунд, обнял ее за пояс и притянул к себе. Эльга безотчетно вцепилась в его вторую руку. Смысл услышанного постепенно доходил до сознания.
«Жена? – хотела она спросить. – Чья жена? Вот этого угра?»
Но не могла вымолвить ни слова, язык не повиновался.
– Я взял ее в жены в Болгарском царстве, – хрипло и решительно продолжал Ингвар. – Нам нужны союзники. Пойми… Очень нужны. Под Витичевом древлянское войско стояло, с Маломиром, – вот теперь он хвост поджал, как увидел, что теперь у меня жена есть – тетка его князя. И пока все войско наше… следом за мной идет, я без Бояна и без болгар его… Могло бы дело совсем худо обернуться. А ты не тревожься: уговора с родом твоим я не нарушу. Ты – моя княгиня, и Святка – мой наследник.
Какой-то частью сознания Эльга понимала его довольно хорошо. Большое войско идет следом… Здесь его нет… Нужна была поддержка – это сочеталось с тем, что она знала об огнеметах и разгроме, – и нужен был союз… С болгарами – ну да, они же живут между русью и греками. И про древлянское войско перед Витичевом она знала, и даже отметила, что Ингвар уже что-то с этим сделал… Болгарская жена – тетка древлянского князя, не просто родственница, но старшая родственница…
Все было бы понятно и правильно. Даже удачно и хорошо. Если бы относилось к кому-то другому, а не к Ингвару, сыну Ульва. Ее, Эльги, собственному мужу.
– Да благословит тебя Бог, княгиня, жить в счастье и здравье сто лет! – без особого смущения произнесла незнакомая красотка и подошла к Эльге. – Приветствую тебя на земле, где ты правишь, и хочу, чтобы мы с тобой жили отныне в любви и согласии, будто сестры.
Речь ее звучала понятно, хотя слова она выговаривала странно. Здравье…
Изо всех сил Эльга цеплялась за руку Асмунда – это сейчас была ее единственная опора в качающемся мире. Ее блуждающий взгляд упал на окованный серебром рог – Вощага держал его наготове. На лице отрока было такое же изумление, как у всех домашних, но свое дело он помнил.
Видя, что княгиня смотрит на него и на рог, он шагнул вперед и подал ей сосуд. Эльга хотела взять, протянула руки… Большой, рассчитанный на круговую рог внезапно оказался таким тяжелым, будто ничего подобного она сроду не держала… Вощага уже отпустил, а ее ладони скользнули по гладким бокам и разжались, как тряпичные.
Рог рухнул на утоптанную землю двора, золотистый мед потек под ноги… Как бы не треснул, успела подумать Эльга. Потом ощутила, что вокруг темно и она куда-то падает.
Проснулась Эльга совершенно спокойная, с ощущением: ей надо что-то вспомнить. Вчера что-то случилось… Ингвар вернулся… Или ей это приснилось? Жена… Какая жена? У кого?
Воспоминание казалось таким нелепым, как если бы жена вдруг обнаружилась у Святки… Или у Беляницы. Эльга села, взялась за голову. В оконца лился дневной свет. Она лежала в своей постели, почему-то в нарядной синей сорочке вместо обычной белой… Кто же спит в крашеном? Еще бы в платье греческом улеглась! Голова болела, лоб ломило. Волосы лежали как-то неудобно. Ощупав голову, Эльга обнаружила, что косы заплетены по-дневному – высоко, как укладывают под повой. Перед сном она всегда переплетала их по-другому – низко, чтобы не мешали класть голову на подушку.
Что такое? Почему она лежит в дневном платье и по-дневному убранная? Захворала?
– Элюня…
Повернув лицо, Эльга обнаружила рядом сестру Уту – та протягивала ей серебряную чашку с птичками. Эльга безотчетно взяла и отпила – оказался отвар нивяницы. Ута сама выглядела нездоровой: в сорочке, волоснике и с усталым лицом, будто не спала ночь.
Нет, спала – на широкой лавке, где обычно ночевал кто-то из челядинок, был развернут постельник. Значит, Ута оставалась на ночь. Но почему? Как же она бросила собственный дом, детей?
