"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Эльга чувствовала, как горит лицо, и сдерживала желание закрыть его ладонью. Почему Роман рассказывает ей это – что-то знает о том, как она поступила с древлянами? Бояре переглядывались: теперь уже все поняли сходство между судьбой царицына сына и деревских старейшин, что упились на поминальной страве по Ингвару, а очнулись… на том свете, перед дедами. Эльге не нужны были пленные: полсотни деревских мужей во главе с самим Маломиром, неудачливым ее женихом, были убиты над могилой, и кровь их, стекавшая на землю, согрела прах погибших русов.
– Спаргапис, едва освободили его от оков, сам убил себя, не желая терпеть позора. А Томирис вторглась в царство Кира со всем своим войском. Геродот называет битву между ними самой жестокой из всех, что ему известны. Сперва противники, стоя друг против друга, стреляли из луков; исчерпав запас стрел, набросились на врага с кинжалами и копьями. Никто не желал отступать, но массагеты одолели. Почти все персидское войско пало на поле битвы, погиб и сам Кир. Царица повелела разыскать его тело, отделить ему голову и погрузить в мех с кровью. И сказала: ты желал крови, так я напою тебя ею досыта…
Эльга выпрямилась, глубоко дыша. В древности царица совершила то же, что она, и за подвиг свой осталась в памяти народов. Только вот она, Эльга, сумела сохранить живым своего юного сына, ибо не поддалась на чужую хитрость, а сама хитростью одолела кровного врага.
За вручением письма последовал пир.
Добылют Гордезорович, участник того похода, к следующей осени сложил песнь о мести Эльги, и с тех пор она исполнялась на осенних пирах в память покойного Ингвара и во славу его отважной супруги. Срок поминаний еще не подошел, но Эльга попросила спеть эту песнь для греческих послов. Добылюта не затруднило выступить соперником знаменитого у греков старца Геродота, а толмач коротко переводил Роману смысл строчек, что Добылют неспешно выпевал под звон золоченых струн. И как ни мало было сходства между этой песнью, живущей только в памяти певца, и Геродотовых письменах на пергаменте, сегодня Эльга слушала знакомые строки с особенным удовлетворением. Царицу Томирис помнят за ее подвиг целых полторы тысячи лет; даст бог, и ее, Эльги, забота о родовой чести сохранится в преданиях потомков.
Через несколько дней по-настоящему начались переговоры. Эльга занимала свой престол, а бояре и греческие послы сидели на длинных скамьях друг против друга. У каждой стороны был свой толмач; асикрит Романа делал пометки у себя в восковых табличках, Эльгин ларник, из числа киевских морован, знавший моравскую грамоту, – в своих.
Благодаря военным походам Вещего и Ингвара русы допускались на царьградские торги – пусть этот допуск сопровождался множеством условий и ограничений. Очередной царев муж, приставленный к русским купцам, порой запрещал вывозить шелка, которые по договору вывозить было можно, и отказывал дать разрешительную свинцовую печать. И тем не менее жить в Царьграде по три месяца за счет греческой казны, продавать там свои меха и челядь, а взамен там же покупать ткани и вино было очень выгодно: доставленные на Русь или дальше в Северные страны, они приносили многократную прибыль. Но и греки умели соблюдать свою выгоду, поэтому еще в Царьграде Константин заговаривал с Эльгой о разрешении греческим гостям самим приезжать с товарами в Киев, Смолянск и Хольмгард, с тем чтобы русские князья содержали их и снабжали всем необходимым на обратную дорогу, как это делали цесари для русских. Тогда она отговорилась тем, что не может принять такое важное решение без совета со своим сыном-соправителем. И теперь Роман от имени василевсов желал узнать, говорила ли она об этом условии со Святославом.
– Я пыталась склонить моего сына к согласию допускать ваших гостей на торг хотя бы в Киев, – отвечала она. – Но он сказал мне: кто одержал победу в войне, тот и посылает своих купцов. И пока ромейские воины не одержали победы над нашими, ромейские купцы не будут на наших торгах.
– Прошлым летом твой сын задумал поход на Корсуньскую страну. – Роман прищурился, будто шутил, и лицо его выражало лукавство, но Эльгу кольнула досада: о том походе ей было горько вспоминать по разным причинам. – И сам Бог разметал бурей его суда. Умный человек понял бы знак: не грабежа и убийства христиан надлежит искать ему, но мира и крещения.
– Крещение – величайшее благо для всякого, но на самом ли деле Константин желает его для нас? Я ждала, что василевс и патриарх пришлют мне учителя для Руси и создания нашей церкви. Но, как я вижу, такого человека с вами нет…
– Поразмыслив, василевс и патриарх сочли, что могут дать епископа, если примет крещение сам Сфендослав. Пока он этого не сделал и большинство людей в вашей стране вслед за ним остаются язычниками, власть церкви не будет здесь прочной. Прихоть земного владыки может в один миг погубить и церкви, и причт, и всех христиан. Так уже было, когда при Михаиле крестился архонт по имени Аскольд. Но не успел он сделать в своей стране хоть что-нибудь для прославления Христа, как твой дядя, архонт Олег, отнял у него власть, убил его и его людей, разрушил церковь, а уцелевших христиан изгнал из страны. Не стоит понапрасну жертвовать учеными мужами, сокровищами, святыми мощами для постройки церквей, если без защиты земной власти все это может быть сметено рукой смерти…
Эльга старалась, чтобы на лице ее отражалось лишь легкое огорчение, но в ответе могла лишь сослаться на обязанность служителей Христа нести слово Божие, не отступая перед угрозой и с радостью принимая мученический венец. В своих опасениях патриарх Полиевкт и его мужи были правы: Эльга не поручилась бы, что не будет именно так. Душа ее все еще не отошла от потрясений минувшей осени, когда родной ее сын сотворил зло, а она не смогла ему помешать.
– Моя невестка, жена моего сына, княгиня Горяна, сейчас не может предстать перед вами, ибо ожидает дитя, – ответила Эльга. – Иначе она рассказала бы, как с ранних девичьих лет стремилась нести слово Божие по примеру мученицы Феклы из Иконии, как еще до брака с моим сыном умоляла меня избавить ее от земного жениха и вручить небесному, отпустить ее проповедовать слово Божие на дорогах… Я не могла этого позволить, как ты понимаешь. – Эльга взглянула на Романа с грустной улыбкой, будто сама сожалела об этой невозможности. – Не знаю, сколько душ смогла бы спасти проповедь юной девы, но что ей самой было бы уготовано почетное место на престолах из света – в этом я верю в справедливость Божию, как вот в этот сотворенный им свет, – она указала на яркий золотой луч, падавший в оконце гридницы. – Непременно расскажи об этом патриарху и его мужам, когда вернешься в Романию.
– Непременно расскажу! – Магистр поклонился, и по блеску его глаз Эльга поняла, что обещанию верить можно: наверняка ему будет приятно попрекнуть ученых мужей церкви недостатком усердия и отваги, в чем их превзошла даже юная дева из варварской страны. – Василевсов и патриарха весьма порадует известие, что жена твоего сына – христианка и что вскоре Бог пошлет ей дитя. Ты, конечно, позаботишься, чтобы оно было воспитано в истинной вере?
– Я сделаю все, что смогу. Но решать здесь будет его отец.
Узнав, что у Святослава уже имеется жена-христианка, Константин, вероятно, простит русским архонтам дерзкое намерение посватать для Святослава его порфорородную дочь.
