"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Малуша думала обо всем этом, бережно и тщательно натирая княгинин престол влажной ветошкой. Вокруг суетилась челядь; ожидая важных гостей, ежедневные уборки двора и строений исполняли с особым усердием. Но Малуша, водя ветошкой по каменным завиткам узора, думала о своем.
Тронос Эльге преподнес в дар младший из двух цесарей – Роман, Константинов сын. Хотел, говорят, чтобы Эльга вышла за него и с ним царствовала. Даром что сам ей в сыновья годился. Потому и тронос послал: сиди, дескать, с нами, как мы. Глядя перед собой, Малуша ясно видела вовсе не белокаменное сиденье и собственные руки с ветошкой, а нечто иное: палату с золочеными стенами, столпы из цветного камня, полы из стеклянных кусочков – называется «мусия». В палате стоял такой же тронос, только еще лучше, и сидела на нем величественная дева в золотом самоцветном платье – только не Эльга, а она, Малуша. Уже взрослая, с уверенным и гордым лицом.
Почему княгиня отказалась – Малуша не могла понять. Сын Эльги давно вырос, другая, молодая княгиня в Киеве есть. Выходила бы за цесаря да и жила в Царьграде. Челядь считала, что к тому дело и шло. Княгиня тогда уже приняла крещение, чтобы можно было выйти за цесаря, дары получила: тронос, чашу самоцветную, золотые номисмы, паволоки узорные и коприны блестящие. Да дело не сладилось: сам Константин ее крестил, чтобы вернее, а потом оказалось, что Эльга цесарям родня и быть женой никого из них ей нельзя…
– Жаль, нет у нас таких умельцев, чтобы могли мой тронос под самую кровлю поднимать, – вдруг раздался совсем близко голос княгини.
Малуша вздрогнула, вырванная из мечтаний, и обернулась в смущении и испуге, будто ее застали за чем-то недозволенным. Быстро поклонилась, пряча глаза: княгиня проницательна, как бы не догадалась, что ее служанка мысленно примеряется к цесарскому престолу.
Возле Эльги, засунув пальцы под усаженный серебром ремень, высился Свенельдич.
– Ты можешь заставить греков весь разговор стоять на коленях. И тогда им придется смотреть на тебя снизу вверх.
– Ты придумаешь! – Княгиня фыркнула, но было видно, что это воображаемое зрелище ее забавляет. – Тогда и вовсе ни о чем не договоримся.
– Так хоть потешимся!
Потом воевода кивнул Малуше:
– Ступай, красотка!
И хотя сказал он это милостиво, улыбчиво прищурясь – будто мышь в кринке застал, – Малуша ясно услышала за его словами: чтоб тебя здесь не было! И скользнула в сторону, всем сердцем желая стать невидимой или юркнуть, как мышь, под плахи пола.
Она еще не опомнилась от того утра, когда княгиня расспрашивала ее о Малко из Кольца, а Свенельдич сидел в стороне и молча слушал. Ничего угрожающего не было в его облике, и он не сказал ни слова, но Малушу тогда не оставляло чувство, что ее жизнь висит на волоске. И именно он, Свенельдич, одним быстрым движением оборвет этот волосок, если она скажет хоть что невпопад.
Эльга взошла на возвышение, села на тронос, положила руки на подлокотники и выпрямилась, будто греческие послы уже стояли перед ней. Улыбнулась, представив их на коленях. Однажды она уже принимала цесарских посланников – не здесь, а в Олеговой гриднице, и было это шестнадцать лет назад… После второго Ингорева похода на Греческое море, когда он дошел с войском в лодьях и на конях только до Дуная, а там его встретили Романовы люди и предложили мир. Поднесли богатые дары. Когда Романовы царедворцы в конце того же лета прибыли в Киев обговаривать условия мира, она еще ничего не знала о прехитром укладе царских приемов в Мега Палатионе. Тогда молодая княгиня впервые в жизни видела греков и с трудом сохраняла невозмутимость: хотелось, вытаращив глаза, рассматривать каждую мелочь их платья, узоры мантионов, длиннорукавных кафтанов-скарамангиев и сшитых из пестрого шелка высоких чулок. Одеты они с Ингваром и сами были не хуже – но появление здесь, в старой Олеговой гриднице, этих протоспафариев и даже одного магистра означало, что их упорные труды принесли спелый и сладкий плод.
Откинувшись на спинку престола, Эльга скрестила руки на груди. Весть о прибытии Константиновых послов в Витичев она получила более двух седмиц назад. По привычке было подхватилась – надо же к приему готовиться! – но Мистина посоветовал не спешить.
– Пусть в Витичеве посидят. Вели сказать, что примешь их сразу, как только дела позволят. А пока Тормар их на лов свозит, чтобы несильно скучали… но все же пусть и поскучают малость.
Эльга улыбнулась в ответ. Мистина был при ней в числе прочих русов, когда они три месяца жили в предместье Святого Мамы близ Царьграда, дожидаясь первого приема у Константина. Три месяца она жила за три поприща от цесарского дворца, бывала в Городе, разглядывала снаружи и сам дворец, но не видела никого из василевсов. Три месяца ждала, пока Константин выберет для нее время. И теперь принять его послов сразу – значит себя не уважить. И пусть она не носит цесарского звания, но и приехал ведь к ней не сам Константин и даже не сын его Роман.
– Да я бы и месяц их подержал… а лучше все три! – говорил Святослав, когда перед его уходом с войском на Волынь они обсуждали будущий прием. – Сколько ты ждала, пусть и они столько ждут! Ровня мы или не ровня?
Гриди одобрительно заржали. Святослав не любил греков: его люди были обижены скудными дарами Константина, а поход в Корсуньскую страну тем же летом не принес удачи.
– Погоди с Плеснеском, примем греков сначала! – уговаривала его Эльга. – Ты ведь – князь русский, как без тебя с послами говорить?
– Да пошли они на все касти! – в досаде бросал Святослав. – Ты с ними кашу заварила, ты и решай. А мне с Етоном решать надо. Перекроет нам путь на Мораву, останемся без мечей – крестами, что ли, тогда воевать?
Но вот две седмицы истекли. Дольше ждать Эльге и самой уже не хотелось. Томило нетерпение узнать, с чем же явились греки. Уезжала она из Царьграда больше в досаде, чем в надежде. Обряд крещения Эльги породнил ее и Константина, сделал их духовно отцом и дочерью, но до родственной любви им оказалось неблизко. Она надеялась, что с тех пор Константин пораскинул умом и понял, что предложить он может нечто невесомое – уважение и признание, а получить желает нечто куда более увесистое – мечи, мужество и воинский опыт русов-наемников. И может быть, раздумья поумерили Константинову спесь.
Лодьи для доставки послов по среднему течению Днепра загодя отправляли к Протолче: хеландии, на которых греки прибыли из-за моря, слишком тяжело было бы поднимать мимо порогов, а потом спускать назад. Народу для встречи у Почайны собралось много: это было первое посольство от греков за шестнадцать лет. Перед встречей не раз смеялись с Мистиной и Остроглядом, пытаясь рассчитать, какая по близости родня князей встанет в версту царевым мужам различных придворных разрядов. Позвали в советчики Кольбрана – он с первых лет правления Ингвара и Эльги возглавлял походы послов и купцов в Царьград и хорошо знал весь тамошний уклад.
– Вы, как княжья родня, были бы кесари, или новеллисимы, или куропалаты, – пояснял Кольбран двоим боярам.
– Кур палату нам не надо! – возражал Острогляд. – Хотя квохчут наши старцы порой не хуже кур…
– А для кесарей мы с тобой родом не вышли! – Мистина хлопнул себя по колену. – Это для цесаревых братьев или там тестя… Олег Предславич был бы у нас кесарь.
– Магистры будете! – решил Кольбран.
Прибытие послов взбудоражило весь город, и без того взволнованный войной на Волыни. На Почайне греков встретил Острогляд, а потом отроки княгини проводили их в гостевой дом – один из тех, что служил для постоя воев на время сбора войска, нарочно подновленный и убранный для этого случая. Эльга сама побывала там, проверяя, все ли хорошо. Качала головой: она не в силах предоставить послам такой же роскошный дворец – с разноцветными мраморными колоннами, мозаикой на полу, расписными стенами и изваяниями древних красавиц, – в каком поместили ее два года назад в предместье Святого Мамы. Ни в Киеве, ни в Хольмгарде, ни в Свинческе, ни в самом Плеснеске не строили каменных домов. А чтобы начали строить – нужны мастера, владеющие искусством возводить каменные здания. Раздобыть их можно в Греческом царстве, но для этого нужна дружба с цесарями… Нужна церковь, украшенная всем, чем полагается, иначе в дикую страну добрые мастера не поедут.
