"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Да. Мне… рассказали.
– И что Жировит уехал?
– Да. Боги нам знак подают – не желают наши деды, чтобы хотимиричи под руку волынскому князю шли.
– Еще чего захотели! – возмутился Далята.
А ведь в начале этой весны, сидя в Волыни, он соглашался с рассуждениями старших, что объединение всех потомков Дулеба спасет и те роды, которым сейчас угрожают русы, и те, что уже ими покорены. Но теперь, когда выяснилось, что не кто-нибудь, а он сам имеет надежду встать со временем во главе дреговичей, этот замысел уже не показался хорош. Подчиняться Жировиту и воевать по его указке?
– Кто Святослава голову добыл, за моего брата отомстил – тот, видно, и назначен богами… нам, – Яра в смущении отвела глаза, не решаясь сказать «мне». – Я это ясно вижу.
Вдохнув, будто набираясь смелости, она взглянула в лицо Даляте. И он тоже увидел это, как нельзя более ясно, в ее голубых глазах – будто в чародейных чашах.
– Но коли уж по всем землям объявлено, чтобы женихи на состязание собирались, то слово надо держать, – продолжала она. – На Перунов день будете тягаться.
– Да с кем мне тягаться-то? – хмыкнул Далята. – Один Жировит был мне в версту, да и то ничем не превзошел.
– Может, от бужан еще кто подъедет, там есть роды хорошие. Отец так сказал. Но я знаю, за кем будет верх, – Яра улыбнулась ему. – Те, другие, перед тобой лишь в одном перевес имеют – их всех, уж верно, мать перед дорогой благословила. Но я знаю, как тебе иное благословение дать.
Она подняла горшок, который все это время держала двумя руками перед собой.
– Здесь – душа твоя. С моей она уже связана, наши нити воедино свиты. Осталось твою нить в полотно рода моего воткать, ручеек твой в нашу реку влить. И тогда, как пустишься ты меня искать, сам род Хотимиров за тобой будет, сам Перунов камень тебе и путь укажет, и силой могучей наделит.
Далята в изумлении смотрел в простой самолепный горшок. Кто не затрепещет, узнав, что его душа уже сидит где-то в чужих руках!
Она и правда чародейка! Потрясенный, он взглянул на девушку, в ее свежее, румяное лицо, дышавшее спокойной верой в свое могущество.
Это была поистине богиня – юная, как заря каждого дня, и мудрая, как земля, над которой та восходит.
Мелькнула неуверенность: с той ли он связался? Не окажется ли такая жена уж чересчур для него мудра?
Но Далята не забывал, кто он сейчас – изгнанник, без земли и рода, живущий чужим хлебом и притом намеренный бороться с могущественной русью киевской за волю Деревов. Боги послали ему эту деву, чтобы наделить новой силой взамен утраченной. И от ощущения близости богов и их воли Даляту пронизал трепет. Лишь несколько раз в жизни человек так ясно видит нить своей судьбы – откуда она тянется и куда уходит. Чувствует на себе взоры богов, будто отцовскую руку на плече.
– Подойди, – Яра легким движением пальцев подозвала его ближе.
Потом подняла горшок и стала медленно лить воду на поверхность камня, так, чтобы она попала во все три углубления.
– Чур небесный! Чур земной! Чур водяной! – приговаривала она. – Придите и примите в руки ваши Далемира, Величарова сына! Где нам хлеб – там и ему хлеб дайте. Сохраните, оберегите, счастьем-долей, силой могучей наделите. Ты, бел горюч камень, охрани и огради от немощи и болести, от глаза худого, от слова лихого. Ты, Даждьбог-отец, опояшь его частыми звездами, огради светлым месяцем, солнцем красным, ветром буйным. Возьми, Заря-Зареница, золотые ключи, замкни слово мое, оброни ключи в сине море. И как в море никому не сыскать, так слов моих никому не сломать.
Далята глядел не отрываясь, как в светлой речной воде душа его струится на серый камень – твердь племени Хотимирова, частицу того Белого Камня, что лежит в основании земного мира. Задерживается в углублениях, будто жертвенная кровь, стекает по шероховатым бокам и пропадает в земле.
– Отойди-ка, – Яра тронула его за плечо.
Повинуясь ее знаку, он шагнул в сторону и вздрогнул: из-под камня показалась тускло-черная змея. Видимо, вода ее потревожила и погнала из убежища. Но пальцы Яры крепче сжали его плечо, и он остался неподвижен. Змея проскользила вдоль камня и скрылась в щели с другой стороны.
– Услышали нас! – выдохнула Яра.
Далята сглотнул: в образе змеи сам Велес явился им двоим, давая знак, что принял обращение. Теперь он, Далемир, Величаров сын – тоже Хотимиров внук.
– Покорми их, – Яра подала ему кринку и небольшую желтую чашу из корня клена.
Далята взял чашу, поставил наземь у камня и налил туда молока из кринки.
– Придите, чуры рода Хотимирова, – хрипло позвал он, чувствуя себя так, будто произносит первые в жизни слова. – Примите дар мой… и меня самого возьмите в чада свои.
Яра кивнула, Далята попятился.
– Теперь ничего не бойся и ни о чем не тревожься, – Яра успокаивающе провела рукой по его плечу. – Теперь вся сила рода нашего с тобой, и прочие тебе не соперники. А когда все свершится, тебе дадут другое имя – наше, родовое.
Далята подавил вздох сожаления. Расставаться со своим именем – единственным, что удалось унести из родного дома, – было жаль. Но она права. Возродившись в другом роду, он должен принять другое имя. И уже в новом обличье сделать все, что позволит новая сила, для счастья-доли прежней своей родины.
– Теперь иди, – велела Яра. – И молчи, даже ближникам своим тайны нашей не открывай.
Далята кивнул. Он и сам не стал бы рассказывать – пережитое здесь принадлежало только ему. И еще Яре – его почти что новой матери и будущей жене. Только в сказаниях мудрая дева могла соединять в одних руках мощь той и другой.
– А мы… до Перунова дня и не увидимся? – спросил он.
– Захочешь меня повидать – приходи сюда в любой день, – Яра улыбнулась. – Перед Перуновым днем непременно приходи. Научу тебя, как оплошки не совершить.
Далята вежливо поклонился ей, будто складывая к ее ногам свое почтение и благодарность. И они не могли бы быть сильнее, окажись эти девичьи ножки обуты в багрянец и золото, как у самой царицы греческой.
Пока он шел через поляну к началу тропы, Яра стояла на месте, неподвижная и белая, как рушники вокруг – молчаливые свидетели их таинства. Готовясь шагнуть под сосны, Далята в последний раз оглянулся на Перунов камень. Холодело сердце при мысли: вот-вот змей Хотимировичей вновь выйдет на свет и станет пить из кленовой чаши его, Даляты, душу.
– Какого пса голову вы мне привезли?
Благожит произносил каждое слово таким ломким голосом, что казалось, сами слова эти с трудом держатся на дрожащих ногах. Коловей и его отроки стояли перед ним, изумленные, растерянные, не способные поверить своим ушам и не находящие слов для ответа.
Три дня прошло с тех пор, как Далята побывал у Перунова камня. На четвертый в Хотимирль вернулся Требогость, Ходунов сын, с четырьмя отроками, которых Благожит посылал гонцами в Плеснеск с приглашением для женихов. Послал не напрасно: с собой они привезли самого Чудислава, одного из знатнейших бояр земли бужанской. С ним был его сын Неговит, приятного вида отрок пятнадцати лет.
– А еще познатнее жениха ожидай к Перунову дню, – добавил Чудислав, пока Благожит и Карислава благосклонно улыбались отроку. – Вслед за нами будет к тебе Святослав, молодой князь киевский, с матерью своей Ольгой, сродниками и дружиной. Он отрок неженатый, тоже хочет счастья попытать.
– Кто?
Благожит услышал знакомые имена – немало он думал об этих людях в последние месяцы, – но смысл сказанного до него не дошел. Для него просто не нашлось места в голове.
– Святослав киевский, князь молодой, с матерью и сродниками, – повторил Чудислав. – Приедет к тебе к Перунову дню, тоже свататься к твоей дочери желает. Я к тебе послом от них и от Етона, господина моего. Етон – сват Святославов, да по старости лет своих и телесной немощи сам прибыть не может. И вот какую речь он тебе послал: были нелады меж тобой и Святославом, да коли породнитесь вы, то и станете жить единым родом. А он, как руси киевской друг и союзник, желает всем сердцем, чтобы был меж вами мир.
