"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Деву спустили обратно наземь, народ устремился к ней с витенями в руках. Она зажигала их один за другим, священный огонь растекался по площадке. Вот уже сотни огней горели со всех сторон. Зарю-Зареницу опять посадили на коня, Карислава взяла повод и во главе бурлящей толпы, над которой пылали сотни огней, повела всех к берегу Горины. Сидя в седле, дева несла пылающий витень и тем освящала землю везде, где ступали копыта ее белого коня.
Еще пока готовились добывать живой огонь, Яра поняла, зачем Толкун-Баба посадила на коня не ее, а Дорогочу. Заря-Зареница исполняет свои обязанности, ей не до того, чтобы глазеть по сторонам. Яре же ничто не мешало, скрываясь в стае других девок, разглядывать парней напротив. Даже если кто из них и встретит ее взгляд – что с того? Три десятка девок вокруг нее, в таких же венках, так же таращились на отроков, смеялись, с показным смущением отводили глаза, чтобы тут же снова метнуть любопытный, вызывающий взгляд. Те из них, что готовы решить свою судьбу, уже завтра утром не вернутся домой, а войдут в новый род. У Яры билось сердце от мысли: и она могла бы поступить так же, если бы не наказ Толкун-Бабы. И тогда уже завтра ее жизнь совершенно переменилась бы: не привычное Невидье, марушки, чернавки и Перунов камень стали бы ее окружением, а совсем чужие, незнакомые люди – муж, свекровь, золовки и девери, потом – дети… Все это возбуждало, волновало и влекло, как влечет и волнует молодость всякая крутая перемена жизни.
Яру никто не замечал: парни не сводили глаз с Дорогочи. И то сказать: ни разу за пятнадцать прожитых лет та не была еще так прекрасна. Яркий наряд, а главное, уверенность, что ею с восторгом любуется весь род человеческий, одевали ее солнечным сиянием. Яра же ничем не привлекала взоры, зато и сама могла без помехи разглядеть парней. Среди них находился ее будущий муж, но ей еще предстояло его угадать. Или выбрать…
«Так я смогу выбрать, какой мне понравится?» – спрашивала она у Толкун-Бабы и у Кариславы, сегодня утром, пока в роще собирались и готовились идти к «Даждьбожьим воротам».
«Боги выберут», – отвечали ей. Но хотя Яру семь лет обучали всем способам, какими сказывается воля богов, она не знала, в какой мере с этим связана ее собственная воля.
От волнения все внутри тряслось. Свободно с мальчиками-ровесниками она играла семь лет назад, а с тех пор даже ни разу не говорила ни с кем из них. В Невидье отрокам ходу не было, и сейчас Яра смотрела на них, как на людей иной породы – непонятной, но привлекательной. Они будили горячее живое любопытство – почти все, что она о них знала, было почерпнуто из сказаний о Волхе Змеевиче и ему подобных. Сам Волх Яре рисовался рослым воином величественного вида, а его дружина, хоть там все ровесники, должна быть на голову ниже и одинаковая с лица. Здесь же она не видела ничего похожего: никто ничем особенным не выделялся. Один отрок, худощавый, с длинным узким лицом, оказался выше других, но вид у него был скорее растерянный, чем победительный. Надо думать, это Унемыслов сын – Карислава так его и описала.
На витязя-волота больше всех походил Жировит – его легко было узнать по русому чубу на обритой голове. И одет он лучше всех, держится уверенно и гордо, весело поглядывает по сторонам, улыбается. Неужели он и есть тот Перун, которого все ждут?
Да как-то непохоже, с сомнением думала Яра. Перуна сразу узнаешь, как иначе?
Нынешней ночью она плохо спала – ей так и мерещился этот Перун. Снилось, будто идет она не по земле, а по голубым воздушным тропам, и не костер на лугу перед ней светится, а сам золотой солнечный дом. И навстречу ей мчался всадник на белом коне-облаке – сам сияющий, как золото, с волосами и бородой, будто пламя, с яростными молниями во взоре, румяный и горячий, как само солнце. Она шла ему навстречу, и с каждым шагом сильнее овладевало душой горячее, томящее и пьянящее чувство счастья. Всадник все ближе – его сияние закрыло уже полнеба, и пылающий взор Грома Гремучего не отрывался от Яры, наполнял ее восторгом и ужасом…
Здесь же она ничего похожего не видела. Шум, толкотня, незнакомые лица, с непривычки кажущиеся одинаковыми, сливающиеся в одно, как нити в полотне. Вдруг стало страшно: она не сумеет угадать Перуна, не управится, погубит всех! Даже сердце оборвалось.
Тем временем Дорогочу опять посадили на коня. Карислава взяла узду, готовясь его вести. Народ потянулся с площадки святилища. Первыми пошли те, кто стоял ближе к воротам вала; вот двинулись отроки-женихи. Вместе с другими девами Яра побрела в толпе за белым конем.
Впереди еще весь день и вся ночь, утешала она себя, глядя, сколько позволяли чужие головы и плечи, на спины и затылки отроков. Если боги захотят, то к утру она уже будет знать, кто из этих отроков – ее судьба и надежда рода Хотимирова.
И, словно притянутый жаром ее надежды, один из них вдруг обернулся.
В сумерках, когда молочно-белый, чуть золотистый месяц повис на темно-голубом своде, Яра отошла от играющих и села на опушке – перевести дух, пригладить мысли. После суеты и пестроты на лугу взор отдыхал на просторах неба – даже на вид оно казалось мягким, как шелк. Хотелось прижаться к нему щекой, лечь, раскинув руки…
долетало до нее с луга, где вращалось несколько кругов, каждый со своими баяльниками-заводилами. Круг составляли девушки какого-то родового гнезда, но своим парням с ними играть было нельзя, поэтому «послы» из числа самих дев ходили приглашать в игру парней из других весей. Своим приходилось ждать, пока их пригласят чужие девы. Ну а чтобы пригласили поскорее, надо было показать себя, и парни старались изо всех сил: плясали друг перед другом, ходили на руках, шутливо боролись, кувыркались, всячески выражая свою силу и ловкость.
распевали в кругу, когда очередной «селезень» выбирал наконец, кому вручить уже чуть привядший за этот длинный день венок.
По всему лугу кипели те веселые игры, где выбирают невест и женихов. Сперва в шутку, примериваясь; однако за целый день игрищ кое-кто и впрямь присмотрит себе пару уже на весь век. Молодежь, привыкшая годами видеть только своих ближников, носилась ошалевшая, с горящими глазами, возбужденная новизной и любовным томлением, которое лишь теперь могло получить выход.
Самый большой круг собрался там, где сияла красной вздевалкой сама Заря-Зареница. Подругами ее были девушки из Хотимирля, а пригласили они отроков – женихов солнечной девы, которых им указали жены-марушки. Шесть из дочерей Толкун-Бабы, в белых одеждах и зеленых венках, с резными жезлами, мелькали на лугу, управляя ходом празднества. Яре было чудно, что она не с ними, а сидит в обычной девичьей сряде, будто сроду в Невидье не бывала. Поначалу она дико себя чувствовала, с открытым лицом среди множества неведомых людей. Хотелось шарахаться от них, но она держала себя в руках – уж ей не пристало вести себя как чащоба! Постепенно она свыклась с толчеей и даже повеселела. Приглядевшись, Яра начала различать и отроков – они уже не казались все на одно лицо, как горошины. Когда кто-то дарил ей венок, ее наполняло чувство избранности – совсем не той, в какой она прожила целых семь лет, а глупое девичье ликование: парень предпочел ее другим девкам, пусть бы только для того, чтобы поцеловать и провести вдоль круга. Чем чаще это повторялось, тем лучше она себе казалась. Теперь, к вечеру, глаза ее сияли, щеки пылали, а рот сам собой широко улыбался. Сидя под кустом и отмахиваясь от комаров, она следила за кругом, где в середине красовалась Дорогоча, и старалась среди белых сорочек высмотреть одну – которая ей глянулась больше других.
