"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Но Велебран качнул головой:
– Я женат, и моя жена – дочь Благожитова. Вторую столь же знатную мне не взять. Да и вам родство нужно не со мной.
– Ты нам и так больше друг, чем иная родня, – сказал Улеб.
– Я – русь. – Велебран слегка развел руками, будто и не радовался этому, но ничего не мог поделать. – И вы русь. И Вестим был русь. – Он посмотрел на Мальфрид, словно говоря: и ты тоже. Именно она сильнее всех здесь напоминала ему Киев, где он когда-то много лет назад перестал считать себя словенином и стал русином. – Мы – не племя, мы – дружина. Перед богами здешними вы – мой род.
– Да благословят тебя боги наших отцов! – дрожащим голосом промолвила Сванхейд.
Велебран благодарно склонил голову. Не в первый раз он собирался на бой, замещая внука Сванхейд, и подозревал, что эту обязанность на него много лет назад возложили сами боги. Может, как выкуп его жизни, которую он мог потерять еще в шестнадцать лет, в день сражения словенской рати с дружиной Ингвара ладожского.
– Вы мне вот что скажите… Если боги будут на нашей стороне… как мне с ним быть?
Велебран вопросительно смотрел на двоих родичей Сигвата. Бер и Улеб сидели бок о бок, не глядя друг на друга, и оба молчали. Каждый ждал, что второй ответит: ранить… обездвижить… обязать уйти за море и не возвращаться… Но никто не брал этого на себя. Оба они были уже достаточно зрелыми людьми, чтобы понимать ценность человеческой жизни. Даже Бер, недавно очень злившийся на Сигвата, сейчас помнил только о том, что в них кровь общих предков, что многие годы Сигват сидел в кругу родичей, пивших священные чаши за одним столом. Улеб же, совсем не знавший Сигвата, по доброте своей и не желал ему ничего дурного.
Но ни один из них не произносил этих слов. В душе оба понимали: нынешнее зло необходимо, чтобы не допустить его расцвета в будущем. Чтобы на Волхове больше никто не пытался отнять власть у единственной ветви, обладающей правом на нее, не множил раздоров, не навлекал бед.
Молчание было ответом, которого Велебран ждал. Больше он ни о чем не спросил.
Переход от весны к лету свершается за несколько дней как по волшебству. Вот только что на черной земле еще лежала холодная тень ушедшей зимы и деревья стояли голыми, солнечные лучи свободно текли сквозь пустые ветки. Но через день в ветвях уже клубится зеленая дымка, а однажды увидишь, что деревья стоят в свежем зеленом платье. Сами лучи в эти дни кажутся по-особому чистыми, дышат свежестью юного лета.
На переложных делянках пахали, чтобы сеять яровые, кое-где вдали поднимался дым – жгли лес на вырубленных прошлым летом участках, и с палов ожидался самый большой урожай. В эти самые дни лучшие мужи словенские собрались близ Волховой могилы, чтобы посеять новую судьбу земли своей. Из Хольмгарда прибыли Улеб, Бер и Велебран с отроками, привезли рыжего бычка в жертву Перуну. Сигват приехал с братом и сыном и тоже привел бычка. Одного бычка Ведогость заколол на Волховой могиле и возложил голову на камень перед идолом – для Перуна и других богов небесных. Второго на середине реки сбросили с лодки – господину вод и другим владыкам Закрадья.
Перед началом поединка Ведогость и Дедич отвели Велебрана в сторону и долго о чем-то с ним спорили. Жрецы убеждали, Велеб качал головой. Потом он подошел к внукам Сванхейд.
– Чего они хотят? – с беспокойством спросил Бер.
– Чтобы тот, кто одолеет, вырезал у трупа сердце с печенью. Чтобы посмотреть волю богов и чтобы победитель получил всю его силу и удачу. Но я сказал, что вы и Сигват – родичи, вам ни к чему его печень, а ее извлечение может подорвать удачу всего вашего рода, даже если она будет поднесена Волху. При раздорах внутри рода так не делается, и я их все-таки убедил.
Улеб и Бер переменились в лице: они слышали о таком обычае, но поедать печень дяди Сигвата никто из них не желал.
Велебран кивком подозвал своего оружничего, сторожившего шлем и кольчугу. Если бы жрецы его убедили, кольчуги противники надевать не стали бы. Бер, несколько бледный, сам помог ему одеться. Он хотел бы сделать больше для человека, который взял на себя ответственность за их судьбы, а взамен ставил на кон свою жизнь.
– Но если он слетит по склону вниз головой, я за ним не побегу! – вполголоса пошутил Велебран, когда Бер подавал ему шлем.
Тот в ответ лишь хлопнул его по окольчуженному плечу.
Соперники сошлись у начала тропы по склону; Велебран легким кивком предложил Сигвату подняться первым. За каждым шел оружничий, нагруженный двумя запасными щитами; сложив ношу по разным сторонам площадки, отроки торопливо спустились. Но из двоих оставшихся на вершине Волховой могилы сойти вниз своими ногами предстояло только одному.
Бросив взгляд вниз, Велебран увидел целое море обращенных к нему напряженных лиц. Не меньше сотни людей, все мужчины, собралось у подножия Волховой могилы. На лицах отражалось понимание: перед ними творится новое сказание. Было еще довольно рано, солнце едва встало и не слепило глаза. Открытый хазарский шлем Велебрана обещал ему преимущество: у Сигвата в его варяжском шлеме с полумаской обзор был ограничен, но тут уж кто к чему привык. Зато словене легко могли отличить одного от другого: высокий остроконечный киевский шлем нельзя спутать с более низким варяжским. Каждый боец держал в руке меч, ножны они оставили внизу.
Едва дойдя до своего края площадки, Сигват развернулся и в тот же миг с коротким хриплым криком бросился в бой. В прыжке он широко размахнулся, метя якобы в голову, но вместо этого рубанул в ноги – Велебран едва успел кинуть щит вниз. Сигват врезался в него, и от толчка коренастого, плотного тела противника Велебран едва не слетел с края площадки. Сигват понимал свои сильные стороны: если Велебран был моложе, то он – тяжелее.
Снизу донесся всплеск изумленных голосов. «Йотуна мать!» – вполголоса бросил Бер. Он твердо верил в победу Велебрана, но в этот миг в памяти мелькнуло: посадник Вестим тоже думал, что имеет перед Сигватом все преимущества, и все они считали, что Сигват сгинет в столкновении на Луге, однако тот вернулся победителем, а Вестима привезли вдове мертвым. Сигват не имел славы выдающегося бойца, но уж не заручился ли он какой-то особой помощью богов?
Однако Велебран, пошатнувшись, шагнул не назад, а вправо. Сигват не отступал; нанося удары, давя всем весом, он теснил щитом противника к краю площадки. Лишенный возможности размахнуться и нанести удар как положено, Велебран ударил его по шлему навершием рукояти меча – отделанное тонким узором из серебра и золота, заостренное навершие годилось для этой цели. Глухо звякнуло железо, Сигват охнул и сделал шаг назад. На шлеме появилась вмятина. В ушах у него звенело, но сдаваться он и не думал.
Не дожидаясь, пока Сигват придет в себя, Велебран сам подался к нему и ударил; хрустнуло дерево щита под клинком, и Сигват отступил.
Но, как оказалось, намеренно.
Сверкнув под первыми лучами, клинок Сигвата взмыл, описывая широкую дугу над куполом его варяжского шлема, а Велебран уже знал, что сейчас случится. Он еще только сливал щитом жестокий, нацеленный прямо в глаза удар, а ноги уже толкали тело, сгибаясь в коленях, чтобы подбросить как можно выше. И вовремя – Сигват упал на колено, прикрывшись сверху щитом, а его меч, завершив полный круг, ударил вновь, уже над самой землей. Холодный ветерок от острой стали пронесся у Велебрана под ногами, будто дыхание Хель из-под земли. «Волчок» – прием опасный, и если бы не боярин Перезван, самолично обучавший отрока лет пятнадцать назад, остаться бы Велебу сейчас без ног.
Едва коснувшись земли, он с размаху врезал сверху по Сигватову щиту, и тот едва не раскололся пополам. Сигват перекатился в сторону и с ловкостью, какой от него никто не ожидал, вскочил на ноги. Теперь он сам старался оставить противника без щита, рубил быстро и мощно, не давая передышки ни себе, ни Велебу. Велеб не ожидал, что в такие годы и при таком плотном сложении Сигват может быть настолько проворен. Окажись здесь Тородд, он напомнил бы, что и Ветурлиди, отец Сигвата, и Фасти, его старший брат, еще более полные, в бою тем не менее сохраняли проворство до зрелых лет. Но Бер был слишком молод, чтобы помнить о том, и предупредить Велеба оказалось некому.
