"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Он обгорел, – подтвердил Святослав. – Посмотрите!
Знаком он подозвал своих приближенных. Асмунд, Вуефаст, Мистина с Лютом, Острогляд подошли и осмотрели ожоги.
– Но некое чудо господне все же мы можем наблюдать, – бодро сказал отец Ставракий. – Поднимите рукава или подол его сорочки, и вы увидетите, что кожа, скрытая под ними, пострадала значительно меньше. Видимо, благословение божие все же лежит на этой волшебной сорочке, – он усмехнулся. – Жаль только, что оно не распространяется также на собственную его кожу.
– Ну, и кончено дело! – Святослав выразительно отряхнул ладони. – Скажи ему, чтоб, как поправится, ехал восвояси. Не надо мне здесь таких… чудотворцев.
– Когда Один сидел между двух костров, у него затлел плащ! – рассуждал Болва. – Потому что Один сам не горел в огне, а его плащ ведь не бог! А здесь, мне сдается, наоборот…
Эльга оглянулась: Мистина стоял в стороне, прижимая к глазам рукав. Она подошла.
– Что с тобой? Дым попал?
Мистина опустил руку, но продолжал морщиться. На глазах его блестели слезы.
– Понеси его желвак! – с досадой выговорил он. – Увидел этого черта горелого… Ингвара вспомнил. Он вот такой же был, когда я его через ночь нашел наконец… там, на Босфоре. Тоже без бровей, рожа красная…
Толпа начала расходиться: народ разочарованно гудел. Чуда не вышло! Такие лица после всякого большого пожара в городе увидишь – ученый немец оказался так же уязвим для огня, как любой подольский лодочник.
– И на что было смотреть? Только на каженника, что сам в огонь сел!
– Таких да, своих нету у нас…
– От работы оторвали даром! – бранились иные, проталкиваясь прочь.
– Видали мы таких кудесников!
– Да зря огонь убрали – пусть бы горел, коли ему охота…
Отроки подняли Адальберта и на руках унесли в гостевой дом княгини. Отец Ставракий шел рядом, предлагая ухаживать за ним, пока не исцелится.
Постепенно все успокоилось. Народ разошелся, Святослав с гридями уехал к себе. Эльга велела сгрести с площадки все головни и прочие остатки костров, выкинуть в овраг, а место посыпать землей, чтобы горелые пятна не напоминали об этом неприглядном действе. В душе ее неловкость мешалась с облегчением. Ей было стыдно, что она, хоть и не по своей воле, оказалась на месте тех тиранов, что мучили христиан по всему миру от Иконии до Фризии, но теперь у нее был весомый повод расстаться с Адальбертом. Даже христианам было ясно: Бог не дал ему благословения на обращение русов в Христову веру, иначе итог испытания был бы иным.
Еще несколько дней Адальберт оставался под покровительством грека, хотя его служители тоже сидели при нем. Векоша усердно готовила примочки из тертой моркови с медом, из сока подорожника или лопуха. С багровым лицом, обмазанным черной липкой мазью из пережженных желтков, с руками, обмотанными белым полотном, Адальберт напоминал беглеца из ада.
Каждый день его навещала Горяна. Она гнала прочь Векошу и других служанок с их грубыми руками и, не гнушаясь страшным видом ожогов, сама наносила мазь и накладывала примочки. Ожоги вызвали лихорадку, и Горяна сама поила его отварами и настоями трав, осторожно вытирала пот со лба – «будто ангел Господень касается своим легким крылом», как сказал сам Адальберт, едва смог открыть глаза и заговорить.
Молодая княгиня ожила и почти светилась одушевлением, как в юности. В унылой одинокой жизни ее среди грубых язычников вдруг случился тот самый подвиг за Христа, о котором она и сама мечтала, расцвел, будто огненный жар-цвет в ночи на Купалии. С благоговением она подносила Адальберту питье в ковше, чувствуя, что этим служением и сама прикасается к святости. Если бы только ей позволили – она осталась бы при нем навсегда, служила бы ему, как та благочестивая вдова, старица Феодора служила блаженному Василию и после смерти поселена была Господом в тех покоях, что тот заранее приготовил для Василия – в раю. В глазах Горяны немец-чужак вмиг стал великим человеком, если не ровней апостолам, то их младшим собратом.
Это чувствовала она – жена князя-воина, кто в тринадцать лет отомстил за отца победоносной войной с древлянами, покорил волынян, с горсткой людей выбрался живым из глубин Восточной Таврии, прошел через степи, сразился с Етоном и мечом отбил у него право на землю Бужанскую, а в будущем намеревался совершить еще более славные ратные подвиги. Но все это не имело цены в глазах Горяны и было заслонено теми мгновениями, за какие Адальберт успел дважды прочесть «Отче наш», сидя меж двух костров.
Эльга навестила Адальберта лишь раз – вечером того же дня, когда происходило испытание.
– Ну, как ты, мученик наш? – со вздохом она наклонилась над лежанкой, где вытянулся немец. – Жив?
Багровое лицо в волдырях было обмазано черной липкой мазью, брови и ресницы сгорели. Эльга вспомнила слова Мистины и содрогнулась: померещилось, что в этом лице она видит Ингвара в тот ужасный день двадцать лет назад, когда он стал жертвой «влажного огня» на воде Босфора Фракийского. Мужчины всегда ищут подвигов и не жалеют жизни ради славы – у кого ратной, а у кого Господней. Но в таком виде Адальберт стал ей казаться чуть более близким и понятным человеком.
Задрожали веки, приоткрылись потрескавшиеся губы. Поначалу Адальберт прошептал несколько слов, которых Эльга не поняла – кажется, это была латынь.
– Что?
– Зачем вы… не дали мне… сгореть? – послышался хриплый шепот. – Я был бы… у престола… Господ… я видел… ее лик… она ждала… улыбалась…
– О ком ты?
– О Богоматери, разумеется, – ответил за Адальберта Ставракий, поскольку тот промолчал и вновь опустил веки.
– Эх, родной ты мой! – опять вздохнула Эльга. Теперь, когда с епископа слетела важность, она разглядела, что он одних лет с Лютом, и испытала к нему почти материнскую жалость. – Да как же я дам сгореть живому человеку? Что я тебе – царь Навуходоносор? Или мы, по-твоему, дикие люди?
Епископ не ответил и не поднял век.
Эльга уже собралась уходить, но отец Ставракий, провожая ее до двери, знаком попросил задержаться.
– Тебе следует знать, госпожа, – зашептал он, приблизив лицо к ее лицу. – Когда его только принесли сюда, с него сняли ту сорочку, в которой он был на испытании. Те люди, – он тайком указал на немцев, – быстро ее спрятали, но я успел ее бегло осмотреть и пощупать, пока они надевали на него другую, шелковую, в какой он сейчас. Та сорочка сделана с волокном «горного льна». Это такой камень, но имеет волокна, схожие с волокнами растений, из которых делают одежду.
– Бывает такой камень? – изумилась Эльга.
– Он называется «асбестос», это значит «неразрушимый». Это одно из множества малых чудес Господних: камень, но тем не менее состоящий из волокон.
– Не слыхала я, чтобы камень пряли! – недоверчиво улыбнулась Эльга.
– Из него одного сделать одежду нельзя, но если смешать его волокна с другими, от растений, то уже можно получить нить, пригодную для ткачества. Я думаю, что и камизий, и куколь, в которых он пришел, были сделаны таким же образом, но те вещи немцы прячут и не показывают.
– Это выйдет каменная одежда?
Эльге казалось, что вот это и есть чудо.
– Да, но на вид она схожа с обычной. А главное ее свойство будет в том, что она не горит в огне и хорошо защищает от жара то тело, что под ней. Если бы наш отважный друг сидел во всем том платье, в каком пришел, у него не обгорело бы ни волоска и он мог бы сидеть в огне, пока… пока не задохнулся бы от дыма.
Эльга в изумлении качала головой, не в силах понять, относиться к этому открытию как к Господню чуду или как к лживой уловке.
– Я знаю, где немцы прячут ту одежду, – добавил отец Ставракий. – Если желаешь, я укажу, пусть твои люди возьмут ее и осмотрят.
– Нет, не нужно, – поколебавшись, решила Эльга. – Мой сын уже приказал, чтобы Адальберт восвояси отправлялся, едва поправится. Давай же оставим людям хоть немного чуда.
За несколько дней все успокоилось. Адальберт еще оставался, залечивая ожоги у Эльги на дворе, но его отъезд был делом решенным. Вопреки печальному исходу испытания, все повеселели. Отец Ставракий ходил довольный, что избавился от соперника; Святослав был доволен, что избыл хотя бы одного из двух иереев, наиболее опасного, как наделенного большими полномочиями; Эльга, успокоившись, тоже порадовалась, что сложность с одним лишним служителем благополучно решена, а ответственность лишь на Боге. Горяна ходила с сияющими глазами, ступая будто по облакам: каждый день она служила святому человеку и уже видела вокруг себя Царство Божие. Недуги ее отступили, что она приписывала коснувшейся ее благодати, дух воспрянул. Даже в пору до замужества своего она могла припомнить не много дней, когда чувствовала себя такой же счастливой.
