"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Мистина огляделся, отыскивая свой кафтан.
– Пойду, – он стал одеваться. – Скажите там, чтобы коня дали.
– Ты к ней?
– Ну а куда же? Обрадую на ночь глядя…
Эльга уже сидела на краю лежанки в сорочке, неспешно заплетая косы на ночь, когда по легкому шуму в передней истобке поняла: кто-то пришел. Ну, то есть пришел тот, кто имел право явиться к ней в такой час.
Мистина шагнул в спальный покой, закрыл за собой дверь, но дальше не пошел и остановился, положив руки на пояс и глядя на нее, будто ждал, пока она сосредоточит на нем все свое внимание. Только когда она вопросительно подняла брови – дескать, что ты застыл? – он объявил:
– Я к тебе с вестью радостной. К нам едет Оттонов бискуп. Адальберт.
– Что? – Эльга встала с гребнем в руке, будто стоя лучше слышала.
Не сказать чтобы ее потянуло прыгать от радости. Сев снова на перину, она в изумлении следила, как Мистина, подойдя к постели, неспешно раздевается – не ехать же ему было назад к себе через весь город.
– Э… как – едет? – повторила Эльга.
Она тоже, радуясь успеху переговоров с греками, совершенно позабыла о немцах.
– По Моравской дороге, – глухо донеслось из недр кафтана, который Мистина стягивал через голову. – Полагаю, что на коне. Или бискупам можно только на осляти?
– Где он сейчас? Откуда ты знаешь? Кто прислал?
– Вчера ночевали в Червоничах, – Мистина бросил кафтан на большой ларь с княжеской казной, – оттуда Перемил прислал сюда гонца. Лютов тесть Перемил везет бискупа от Веленежа сюда. Здесь будут, надо думать, послезавтра – у них возы при себе. Сам бискуп, с ним два пресвитера, два или три еще каких-то черта, челядь и два десятка оружников-бережатых. Бискупа звать Адальберт. Это не тот, которого наши видели у Оттона, но тот, говорят, со страху помер, еще не выехав, и нам другого слепили, помоложе и побойчее. Ну, – сбросив сорочку, Мистина подошел, опустился на пол возле ног Эльги, положил руки ей на колени и взглянул снизу в лицо, насмешливо подняв брови. – Ты рада?
Эльга даже не знала, что ответить. Открыла рот, закрыла. Посмотрела в смеющиеся глаза Мистины и оттолкнула его в досаде. Вскочила, пытаясь уйти от этих веселых серых глаз, в которых отражалась вся глупость ее нынешнего положения.
– И что мне теперь с ним делать?
– Можно жидинам продать, – Мистина выпрямился и шагнул вслед за ней. Чем лучше он осознавал положение, тем больше оно его забавляло. – Если молодой и крепкий, то гривну за него мне Шмуэль даст. Разживемся!
– Оставь! – Эльгу всегда злило, если он смеялся над ее растерянностью. – Куда я теперь его дену, когда мы с Романом уже сговорились? И Ставракий у меня прямо на дворе сидит!
– В Олеговы дома пока посели, а там видно будет.
Эльга принялась ходить по тесному покою туда-сюда, будто надеялась убежать от такой засады или прямо тут же, на расстеленной медвежине, найти выход.
– Ну, что он едет, в том большой беды нет, – произнес Мистина, разматывая обмотки и поглядывая на нее. – Что ты просила Оттона найти тебе бискупа, Роман и так знает – поэтому и прислал нам тех троих и Ставракия с его резным ларцом.
– Мощевиком.
– Обое рябое. И вот бискуп приедет – Ставракий увидит, что Оттон обещал не попусту, что правда хочет с нами в дружбе быть. И когда он это до Романа доведет, дружба наша с греками только окрепнет.
– Ставракий до Романа доведет? – Эльга повернулась к нему.
– Ну а то зачем он здесь оставлен?
– Церковь возводить, богу служить…
– И слушать, как ты и все жены боярские ему о грехах своих рассказывают.
– Мои грехи уже известны, – Эльга улыбнулась, окинув его взглядом.
Свернув обмотки, Мистина встал и стал развязывать гашник на портах.
– Обо всех прочих он теперь будет знать больше, чем ты и я. Ну а все важное на другой же год, когда отсюда придет в Царьград обоз, узнает и Роман.
– Ты думаешь, кто-то повезет ему от папаса… тайные новости?
– Как день ясен. Только я еще не знаю – кто. Но у меня целая зима, чтобы это выяснить.
Мистина стряхнул порты, улегся на княжескую постель и вытянулся на спине – привычно, как у себя. Повернул к Эльге голову.
– Ну? Ты так и будешь стоять, пока бискуп не приедет?
Эльга улыбнулась: при виде этого тела умом ее овладевали мысли, очень далекие от царей и бискупов. И если двадцать лет назад она просто любовалась им, как самым красивым, что ей встречалось, то теперь у нее было чувство, будто она видит перед собой тот Ясень, на котором держится ее мир.
Пока она шла к постели, Мистина добавил:
– К тому же совсем нехудо будет выпустить на остров [533] обоих, бискупа и Ставракия. И пусть их бог решит, кто из них удалее…
Я снова благодарю Бога, который даровал мне такую подругу, как ты, ибо сердце мое не выдержало бы, если бы не имел я возможности излить перед тобой мои чувства, зная, что ты всегда благосклонна ко мне. Итак, голубка моя, я в городе Киеве и нынче посещал королеву Хелену с ее приближенными. Видела бы ты этот город! Видела бы ты этот дворец! Меня и спутников моих поместили в доме вне города, где обычно стоят войска перед выходом на войну, но и по дороге в город, и в нем самом я не увидел ни одного каменного здания! Ни одного сооружения, в коем было бы больше одного этажа, ни одной крыши, которую нельзя было бы, слегка потянувшись, достать рукой. Иные из этих бревенчатых хижин зарыты в землю по самые окна, будто здесь имеют жительство некие подземные карлы, и сами окна эти можно прикрыть двумя ладонями. В таком же почти доме живет и сама королева – ее лачуга побольше прочих, но тоже из бревен. И тот зал, где она меня принимала, тоже из бревен, с деревянными колоннами и деревянными полами. Единственная, пожалуй, во всем городе вещь, сделанная из камня, – это трон королевы, он из белого мрамора. Как мне рассказали – в ответ на мое удивление при виде исключительности того, что должно быть правилом, – этот трон подарил ей константинопольский император Роман, когда она навещала его несколько лет назад. Видно, развратник этот прельстился ее красотой – надо сказать, что сама королева не так уж стара и страшна, как можно было бы подумать, глядя на ее убогое жилище. Она не молода, но сохраняет немало внешней привлекательности, осанка ее величественна, а манеры полны благородной простоты. Но как приятна ее обманчивая внешность, так черно оказалось ее сердце! Недолго мне привелось заблуждаться на этот счет.
Здесь-то, голубка моя, возле этого трона, меня поджидал величайший обман и неложное свидетельство предательства этого дикого подземного племени. Возле трона королевы я сразу заметил некоего бородатого клирика, одетого в альбу с парчовыми опястьями. Сперва я подумал, что это ее личный духовник – что неудивительно, раз уж она крещена. Но оказалось, что это священник, присланный патриархом Константинополя для устройства церкви в Киеве! Он опередил меня, прибыв на несколько месяцев раньше вместе с посольством от Романа – таким же, какое тот присылал во Франконовурт еще на прошлое Рождество. И, как приехавший ранее, он уже получил от королевы позволение возвести церковь, для чего привез все необходимое – антиминс со святыми мощами, покровы, сосуды и облачения. Я был так возмущен, что с трудом сохранил кротость, приличную мне при моем положении. После того как мне от имени римского папы вручены были паллий и полномочия по просвещению этой варварской страны, прибегать к помощи других варваров – заросших бородами греков! Но я не позволю отнять у меня мою епархию, врученную мне архиепископом Адальдагом, с благословения архиепископа Вильгельма, моего брата и папского легата. К счастью, этот Ставракий не рукоположен в епископы, он простой пресвитер, и у него нет полномочий рукополагать других пресвитеров. Преимущество остается за мной, и я, полагаясь на помощь Господню… Как счастлив я, что могу найти утешение в твоей любви! «И пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» [534]. Молю тебя, возноси невинные молитвы твои к престолу Господню за брата твоего Адальберта, и да не покинет меня надежда и любовь к благости Божьей…
