"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Не свисти! – невежливо оборвал его Святослав. В таких делах его было не сбить. – Мы ряд положили: кто одолеет, тому все имение, дом и стол. Я – победил. Теперь все здесь мое.
Он вытянул руку вперед, опустил кончики пальцев, потом провел ими по своему лицу, намекая на обряд перенимания силы. Древний священный обряд был завершен по закону. Отнять взятое теперь не в силах никто. И пусть даже убитый обзавелся новым телом – сила, а с ней и права старого тела ему больше не принадлежали.
Однажды, будучи тринадцатилетним отроком, Святослав из-за невежества своего едва не потерял все плоды долгих трудов. Мал и глуп оказался… Но после того у него появился кроме Асмунда и второй наставник: Дорогожа, старейший Велесовов жрец земли Полянской. С тех пор Святослав овладел многим из того, что сказители называют «хитростью-мудростью», не всегда зная толком, о чем речь. И теперь молодой князь знал, как закрепить в невидимом мире все то, что добыл его меч в мире видимом.
– Так ведь, Святославе… – к нему приблизился Стеги. – Погоди. Мы ведь как рядились. Ты хотел, чтоб добить или помиловать по своей воле. А Етон, – он глянул на того, кто сейчас звался этим именем, – отвечал: в круг входят двое, выходит один, милости себе не прошу и супротивнику не обещаю. Для победы тебе его добить… умертвить надлежало.
– Так я умертвил! – в негодовании воскликнул Святослав.
Вместо ответа Стеги показал на Етона. Тот стоял в трех шагах перед своим бывшим престолом, живой и здоровый. Даже ухмылялся сдержанно. На нем был не тот кафтан с охотником и белой ланью, в какой старое тело обрядили для погребения, а другой – в красновато-бурых греческих орлах, что был уложен в берестяной короб и поставлен рядом с носилками. У руси так заведено: в могилу кладут перемену одежды, будто покойнику на том свете надо будет переодеться. Он и переоделся…
– Я же условия передавал, мне ли не знать, – добавил Стеги. – Так, Предславич?
Олег неохотно кивнул.
– Но я убил тебя… – Святослав соскочил с престола и приблизился к Етону. В его оборванной речи ясно слышалось непроизнесенное «пес». – Убил! Перед всей чадью плеснецкой и дружиной моей.
О подобном случае в Дорогожиной науке ничего не было. Но меч не подводит, и Святослав опустил ладонь на золоченую рукоять Огненосца, оружие свое призывая в свидетели. Но Етон развел руками, и в этом простом движении просвечивала насмешка. Жив я, дескать, разве не видишь?
– Как теперь быть, воеводы? – Чудислав посмотрел на Семирада, на Олега Предславича, даже на Люта, будто надеялся найти в нем часть мудрости и хитрости его прославленного брата. – Убит супротивник, а живой.
– Не бывало еще такого, – Олег Предславич качнул головой. – И обычая нет…
– Придется, видно, новый обычай завести, – негромко сказала за спинами мужчин Виданка, но в тишине ее все услышали и обернулись.
Ей было не по роду и не по званию говорить на княжеском совете, но никто не сказал: «Поди прочь, женка глупая!» Князья, бояре, воеводы, гриди знатных родов пребывали в растерянности и готовы были слушать любого, кто знает, что сказать.
– Прежняя жизнь князя нашего к концу подошла, и ты сам, Святославе, ей предел положил, – продолжала она.
Святослав нахмурился, второй раз услышав обращение по имени. Это означало, что бужане не считают его своим господином.
– Прежний обычай кончился, а коли бог новую жизнь ему даровал – нужно новый обычай завести.
– Поле за нами осталось, – с вызовом напомнил Игмор. – Поединок мы выиграли. А коли дрались за землю плеснецкую – теперь она наша.
– До победы должен был умертвить! – выскочил Храрь, у которого мысль не успевала за языком. – А он живой.
И прежде, чем Святослав успел открыть рот, все услышали его ответ, будто дружно разом заглянули в будущее.
– Так я хоть сейчас и добью… – Святослав глянул на Етона таким взглядом, что тот невольно попятился. – За мной дело не станет.
– Нет, княже, не надо! – Семирад, Чудислав и сам бестолковый Храрь кинулись между ними и Етоном, выставив пустые ладони, как стену живых щитов. – Одного человека дважды убивать – какие ж боги такое позволяют! Уж не наши, не русские!
Святослав скривил рот и отвернулся. Старого Етона он пытался убить дважды: в первый раз сам, второй раз – руками Игмора, при помощи топора надеясь помешать старику снова встать. Не помогло! Осознав это, Святослав чуть не выбранился с досады.
Йотуна мать! Сам Один боролся с проклятьем Вещего и сделал своего любимца поистине бессмертным! Ни меч, ни топор его не берет!
Приблизившись к княжьему престолу, Святослав не стал садиться, а обернулся и угрюмо глянул на Етона.
Слегка побледнев, тот ждал вызова на новый поединок. Он не знал о мыслях Святослава и не догадывался, что тот, думая об этом новом поединке, видел себя безумцем, нападающим с мечом на столетний дуб.
– Уйди! – с ненавистью выдавил Святослав. – Исчезни с глаз моих… Добрый Бальдр!
Имя светлого бога своих предков он выплюнул, как последнее ругательство.
– Думать буду с дружиной моей. – Святослав махнул рукой и все же сел на престол. – А что надумаю – извещу.
– Пожалуй ко мне покуда, – отчасти нерешительно предложил Етону Чудислав.
– Благо буди тебе, – кивнул ему Етон и взглянул на Святослава. – Так я у боярина обожду. Думай сколько хочешь, нам не к спеху. У меня теперь новый век впереди!
И это правда, с досадой мысленно ответил Святослав. Лешак твою мать! Приглядевшись, он убедился, что в новом облике прежде дряхлый Етон стал моложе его самого…
Уходя с Чудиславом из гридницы, Рысь оглянулся на Величану, но она смотрела в сторону – нарочно избегала его взгляда. Он мог бы подойти к ней, потребовать подтверждения, спросить, неужели не рада… Но привитая лесом осторожность удержала его от этого. Достигнутый успех пока был подобен тонкому льду и мог подвести на каждом шагу. В замысле и исполнении могла обнаружиться какая-то оплошность. Или киянин просто откажется ему верить. Сам потребует нового поединка – и тогда Рысю придется или отречься и принять позор, или умереть от меча. Он был прав, отказавшись выходить на поле вместо старого Етона. Виданка рассказала ему, с какой скоростью Святослав наносил удары – по два на каждый удар сердца. Рысю было нечего противопоставить этому опыту, сноровке, да и силе: Святослав был старше на несколько лет и мощнее, хоть и ниже ростом.
Не для того Рысь вышел из могилы, чтобы через день-другой снова в нее лечь.
Но еще некое препятствие стояло между ним и Величаной – его зимний соперник. Рысь сразу его приметил, хотя они виделись один раз и ночью, при лунном свете. Хватило наблюдательности и памяти, чтобы оценить рост, походку, движения. А не будь их – все сказало бы мрачное лицо и вызывающая повадка. Даже разворот широких, чуть покатых плеч говорил: только подойди… Правую руку киянин держал неловко – видимо, под кафтаном скрывались повязки на ране, – но сосредоточенный и решительный вид обещал: дойдет до дела – и он забудет о ней.
Тем не менее Рысь понимал: настоящую смертельную угрозу для него несет только Думарь. После смерти Етона его телохранитель остался единственным, не считая самого Рыся и Виданки, кто знал о том, что их двое: один старый, другой молодой. При желании он легко мог разгадать и раскрыть народу весь их замысел. Прямо там, у могилы. Но Думарь смолчал. Не решился вмешиваться, не зная, не нарушит ли этим волю истинного своего господина. Ведь гридня не было в избушке, когда Етон в последний раз беседовал со своим строптивым выкормышем, он оставался снаружи, при лошадях. Что, если именно этого Етон хотел, а Рысь сперва заупрямился, а потом передумал?
По пути на Чудиславов двор боярин и воскресший князь с трудом пробирались через толпу – Чудиславовы отроки расчищали им путь. Всей плеснецкой чади хотелось подойти поближе, взглянуть на князя, попытаться отыскать на молодом лице знакомые черты. Но подошедшие слишком близко передергивались и отскакивали: от возрожденного князя веяло духом могилы, запахом земли и разложения. Какого еще надо было подтверждения, что явился он прямо из Нави!
