"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Да почем тебе, щенку лесному, мои замыслы ведать? – не сдержался Етон. – Родила бы княгиня дитя – мой бы род на столе плеснецком утвердила, чтоб кияне сюда не совались. А я бы перед смертью всей чади объявил, что жену и стол тебе оставляю. Сказал бы, боги мне указали! В родах славянских уже бывало так, на то есть обычай. И владел бы ты всем, что у меня есть!
– При твоем сыне! Не проведешь ты меня, старик! Не так я прост, чтобы на твои хитрые речи польститься! Пусть бы ты мне и оставил стол – наследником-то было бы дитя! Твое дитя!
– На деле-то твое!
– А кто бы знал? Вырос бы малец – меня бы прочь погнал! Он ведь перед людьми – сын Етонов, не я!
– Ты бы сам его растил, и уж твоя была бы забота, как воспитать, чтобы не погнал! И твоя воля была бы решать, надо ли ему знать, чей он сын по правде! Да что теперь говорить? – Етон махнул рукой. – Не будет никакого сына. Слушай меня.
И Рысь, собиравшийся еще что-то добавить, притих: такая сила и убежденность в своем праве быть выслушанным звучала в надтреснутом голосе старика.
– Не совался бы ты в город на Карачун, выносила бы княгиня дитя – уже скоро были бы и родины, и был бы мой род в Плеснеске навек утвержден. А теперь то дело пустое, и другая забота есть, поважнее. На Горине стоит Святослав киевский с войском, копий с тысячу. Гридьба его, большая дружина, сотен семь-восемь, да ратники, да боярские отроки оружные. Теперь он, Святослав, себя моим наследником числит, и ждать смерти моей ему надоело. И седмицы не пройдет, как будет он под городом. Коли не одолеем – не видать достояния нашего ни мне, ни тебе. Только та земля нам останется, в какую зароют нас.
Рысь молчал, ошеломленный этой новостью. Будто гром грянул над его беспутной головой. Весь его привычный мир заключался в лесу, и сам Плеснеск уже был для него как тот свет, живущий по малопонятным законам. А тут вдруг какой-то Святослав из какого-то Киева! К его наследию вдруг потянул лапы неведомый враг, будто Змей Горыныч. Сколь ни будь ты удал, а не знаешь, как к нему и подступиться. Храбрец всегда лучше труса, но на всякого сильного сыщется сильнейший – это был второй урок его детства, усвоенный не хуже первого.
Рысь никогда не видел тысячи воев разом, но понимал – это силища, что встречается только в сказаниях.
– И что ты – у тебя-то рать есть?
– Есть и у меня вои. И гридьба есть, и ратники. Да числом поменее втрое. Моя земля Святославовой не в версту – его владения за год не объедешь. На его семь сотен у меня сотня всего, больше не прокормить с бужанской дани. Мы по-иному за него возьмемся.
– Как? – выдохнул Рысь.
Мелькали мысли о колдовстве. Лучше всех зная тайную жизнь Етона, он тоже верил, что его названый отец – колдун.
– Я его склоню на поединок выйти. Не откажет он. Откажет – чести лишится. И положим новый ряд: кто одолеет, тот все получит. И жену, и дом, и имение, и землю.
– А он-то что – стар?
– Святослав твоих лет. Я же говорил тебе о нем.
Рысь помотал головой: дескать, не помню. Етон рассказывал ему о том старом уговоре, заключенном между ним и киевским воеводой Мистиной шестнадцать лет назад, но Рысь плохо слушал и еще хуже запоминал: Киев для него был что тридевятое царство.
– И как же ты с ним биться будешь? – Рысь не удержался от того, чтобы окинуть скрюченную фигуру старика пренебрежительным взглядом.
– А я и не буду. Ты выйдешь биться с ним.
Рысь промолчал. Будто не услышал. Он и впрямь не понял, не послышались ли ему эти слова.
– Был я бойцом славным, да миновали те времена, – не дождавшись ответа, продолжал Етон. – А Святослав молод и силен. Если я выйду биться с ним, я погибну с честью, но моя земля уйдет под руку Киеву. Ты останешься ни с чем. Если хочешь получить мое наследство – тебе придется биться за него. И победить. А одолеешь – и Плеснеск, и сам Киев твои будут.
– Но как… почему я?
Теперь в голосе Рыся не было надменного вызова и презрения – только растерянность.
– Я людям объявлю, что Один дал мне силу вновь молодцем оборачиваться. Моя жена и бояре уже знают – они послухами будут, что это правда. К присяге пойдут, что я уже оборачивался у них на глазах – в ночь после свадьбы, осенью. Дружине старшей и жене моей люди поверят. И тогда уже ты будешь Етоном плеснецким – с того дня и до самой смерти. А я в лес уйду, буду здесь, под корягой, дни доживать. Уж недолго мне осталось. Властвовал я и правил, довольно с меня. Устал. Мне самому ни власти, ни жены, ни богатства уже не надобно. Только бы землю своим наследникам вручить, не отдавать киевским. Одолеешь – в тот же день в Плеснеске на стол сядешь, и жена моя твоей женой станет. Что, согласен?
По первому порыву Рысь хотел было выкрикнуть «да!». Но его всю жизнь учили сдерживать первые порывы и прикидывать, нет ли где ловушки.
Приманка здесь была лучше некуда – княжеский стол и княгиня-красавица в жены. Все как в сказках Виданки и преданиях Етона. Но и ловушку он видел ясно. Чтобы получить все это, ему придется сначала выйти на бой со Святославом киевским. И не просто выйти – победить в схватке не на жизнь, а на смерть.
Рысь присел на лавку напротив Етона и свесил голову. Потом поднял ее и спросил:
– А тот хрен, с кем я на Карачун сцепился… ну, кто у меня молодуху твою отнял… он кто был?
– Святослава человек. Младший сын Свенельда, воеводы Ингорева. Тот сам погиб лет десять назад, осталось два сына: Мистина и Лют. Мистина при Эльге в Киеве первый воевода, как и при Ингоре был, а Лют – ниже его родом, от челядинки. По торговым делам у них промышляет… Но уж верно, и он со Святославовым войском к нам сюда будет. Я его так проводил, что он уже непременно воротиться захочет!
– Зимой был человек Святослава… А теперь будет сам Святослав! – Рысь выпрямился и взглянул на Етона с прежним вызовом. – Ты что натворил-то, старче? Со Святославом повздорил, на войну его позвал. А как дошло до дела, так ты в лес, а я за тебя на поле выходи?
– За меня? За себя! За наследство твое!
– Ты с киевскими русами поссорился, не я!
– Да кабы я с ними не поссорился, тебе моего наследства и во сне не увидать было бы! У меня был с ними ряд положен, что все после меня Святославу отойдет.
– Зачем же ты такой глупый ряд положил?
– Затем, что ни сына, ни зятя не было у меня, а князья волынские, Людомир да Жировит, на земли мои зарились. И уж потом только, когда мы мечи поцеловали, понял я, что мне боги лазейку указали. Тогда я тебя приметил на Дубояровом дворе… да грести назад поздно было, приходилось уже клюками подпираться… [487]
Рысь вцепился в край скамьи по обе стороны от себя. Казалось, прочная нить судьбы, выходя из мглы минувшего, тянет его с неодолимой силой навстречу киевским мечам. Но он не дожил бы до этого дня, если бы не умел угадывать опасность, оценивать свои силы и уклоняться от неравной схватки.
– Я не пойду… – тихо сказал он, все еще цепляясь за скамью и будто сопротивляясь потоку судьбы.
– Что?
– Не пойду, сказал.
Рысь отлично помнил ту короткую схватку в ночь солоноворота. Младший сын киевского воеводы одолел его голыми руками. И пусть Рысю тогда мешала женщина – киянину она ведь тоже мешала. Тот был ниже ростом, но старше и опытнее. Такая выучка, сила и решимость ощущалась в каждом его движении, что даже юная самоуверенность не давала Рысю приписать свое поражение случайной неудаче.
А то будет сам князь! Вождь дружины, набранной сплошь из таких! Тот, кого с малых лет учили обращаться с мечом и щитом, готовили быть лучшим воином среди лучших. Князь, за спиной которого стоит прославленный род победителей и завоевателей. Вся сила державы, что по протяженности и населенности во много раз перекрывает владения Етона. Что Рысь мог ему противопоставить? Он хорошо стрелял, ловко обращался с топором, рогатиной и дубиной. Думарь учил его биться мечом и со щитом, но эта выучка мало стоила без опыта. Зато эти уроки дали ему понимание, как дорого здесь, при равной силе, будут стоить навык и опыт.
