"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Хороши куницы… а белых вевериц для меня пожалели? – насмешливо буркнул Етон. – Ну да ясное дело: я ж не Отто…
Эльга не очень поняла его, но почувствовала себя задетой. Хотя дары Етона гостям были хороши: несколько пар узорных моравских подвесок, серебряные и стеклянные бусины, а Святославу – два угорских жеребца, которых тот пошел смотреть во двор.
Для постоя Етон отвел киянам знакомый Мистине и его отрокам гостевой дом на княжьем дворе. Но поместились туда только гриди и половина людей Мистины; Лют с остальными поставил шатры на лугу, где паслись киевские лошади.
– Ты сходи к тому купцу, Радаю, или как его? – посмеивались оружники, подмигивая Люту. – Попросись к нему, скажи, голову негде преклонить. Может, приютит?
Все смеялись, только Эльга не поняла, почему знакомство Люта с каким-то купцом всем кажется таким забавным и почему он в ответ ухмыляется со смущенным и самодовольным видом.
Для Эльги с сыном и служанками предоставили отдельную избу, в которой прежде жили Етоновы княгини. В последние годы она пустовала и служила для приема самых именитых гостей (а таковыми Етон признавал мало кого), но здесь сохранились вещи, напоминавшие о прежних хозяйках: занавеси, лари. Особенно поразила Эльгу лежанка – резные столбы венчали головы драконов, напоминавшие корабельные штевни. Тиун рассказал, что лежанка была дана в приданое первой Етоновой жене – более пятидесяти лет назад. Княгиня Вальда происходила из здешней, волынской руси, но ее дед в молодые годы – получалось, лет сто назад – ходил по морям и сохранил память о тех самых кораблях-«драконах». Глядя на эти столбы, Эльга поняла, почему волынская русь считает себя самой древней.
– Они бы в Хольмгарде побывали, не стали бы так думать, – бросил Святослав. – Там старые могилы русские – времен Харальда Боезуба.
Перед сном Эльга отправилась в гостевой дом посмотреть, хорошо ли устроены люди. Застала бурное обсуждение: гриди и оружники пытались выяснить, как же все-таки погиб Будим и от чьей руки. Ясно было, что сын Благожита находился в числе тех вопящих юнцов в шкурах, что обстреляли гридей на броде, а потом, на беду свою, решились на ближний бой. Но который из них был княжич? Под чьим клинком пал? Никто не мог приписать эту честь себе. В те мгновения гридям даже некогда было разглядывать воющих лесных бесов.
– Может, из наших погибших кто, – сказал Селява, назначенный десятским вместо Богоды. – Теперь уж не скажет, даже если знал.
– Знал бы – раньше бы сказал, – заметил Сфенкел. – Вот ты промолчал бы о таком?
– И теперь мы хотя бы знаем, где Божаткина голова, – заметил Святослав. – Надо выкупить ее у Людомира. Едва ли он много запросит, когда узнает, что это не я!
Но причин для радости было не так уж много. Очень неприятным открытием было то, что Коловей решился продолжать бороться с русью и у него есть для этого около трех сотен ратников, а еще оружие, шлемы и прочее снаряжение из Перезванца – человек на пятьдесят. Поступки Людомира волынского ясно говорили, что он намерен поддержать древлян, да и чему было дивиться? Любой враг киевской руси становился его союзником, особенно когда манила надежда прибрать к рукам большинство потомков древнего Дулеба. Поляне тоже входили в этот род, но чтобы завладеть ими, сопернику пришлось бы уничтожить само гнездо – Киев.
– И это получается, – Эльга оглядела мужчин, сидевших на широких лежанках вдоль стен. Из-за тесноты многие отроки уже залезли на полати, и теперь на Эльгу и сверху смотрели смутно белеющие в полутьме лица. – Людомир волынский… против нас на ратное поле снаряжается?
– Очень удачно вышло, что мы уже здесь, – ответил ей Мистина. – Прямо завтра и обсудим это с Етоном. Он должен признать, что раз уж Святослав жив, то наш договор в силе.
Утром, глядя, как Етон хлебает жидкую кашу, Эльга усомнилась: так ли уж хорошо жить три срока? И невольно глянула на Мистину: рядом с дряхлостью плеснецкого князя его красота и сила, находящаяся в самом расцвете, сияли еще ярче, и от одного взгляда на него у нее прибавлялось бодрости. Огонь в очагах не горел, заслонки на всех оконцах были отодвинуты, с яркими лучами солнца в гридницу текли душистые волны свежего ветра.
– Посмотри вон туда, – вдруг обратился к ней Етон и показал ложкой на один из резных столбов, в два ряда подпиравших высокую кровлю. – Думарь, покажи ей. Там отметка моего роста, ее сделали, когда мне было двадцать пять лет.
Думарь, единственный телохранитель Етона, поднялся со ступеньки, где сидел со своей миской у ног господина. Это был рослый, худощавый, молчаливый русин; плеснецкий князь уже много лет держался вдали от опасностей для жизни, которые могли доставить ему другие люди, и Думарь служил больше для того, где нужно было куда-то подняться или переместиться. Сейчас он подошел к столбу и почти не глядя привычно потянулся, чтобы указать зарубку среди резьбы.
– У тебя в дружине нет таких высоких! – Етон бросил горделивый взгляд на Мистину, самого рослого среди спутников Эльги. – А я был вот такой!
Эльга заметила его взгляд и улыбнулась:
– Должно быть, ты возвышался среди твоих людей, как дуб над кустарником. Мой муж был среднего роста и не отличался статным видом. Но отвагой его не мог превзойти никто.
О гибели Ингвара Етон все знал – Мистина рассказал об этом еще осенью. Но сейчас, когда Эльга сказала «мой муж», старик бросил на нее странный взгляд – пристальный и вопрошающий.
– Не поговорить ли нам о наших общих делах? – предложил Мистина, когда столы убрали.
– Какие это у нас общие дела? – с подозрением спросил Етон.
– Я уверен, что память твоя так же крепка, как это дерево! – Мистина кивнул на столб с зарубкой. – Ты убедился, что Святослав жив и наш с тобой договор сохраняет силу. К счастью для нас, древляне ошиблись и убили не того отрока. Но ложная весть о смерти киевского князя может иных неразумных людей подтолкнуть к опрометчивым поступкам.
– О ком ты говоришь? – насупился Етон.
– О том же, о ком мы с тобой говорили восемь лет назад. О Людомире волынском. Нас ничуть не удивило, что он так поспешил уведомить тебя о якобы смерти Святослава. Восемь лет наш с тобой договор держал его в узде – он знал, что поссорься он с тобой, ему пришлось бы иметь дело и с нами. Но теперь, как он думает, средство нашего союза погибло.
– Его человек намекал мне на это, – кивнул Етон.
– И что ты ему ответил, хотелось бы нам знать?
– Я ответил… что союз можно заключить разными способами. И что если женщина лишилась сперва мужа, а потом и сына, то она наверняка поищет подмоги… у мужчины, равного ей. Я знаю, она подумывала об этом, – Етон метнул взгляд на Эльгу, которая не вполне его понимала, но старалась этого не показать, – и теперь ей настала пора еще раз подумать как следует.
– К счастью, сын мой жив, – ответила Эльга, надеясь увести мысли Етона от свадеб. – И мы просим не так много. Если у тебя нет желания посылать дружину в бой, то довольно лишь сообщить Людомиру, что мой сын жив, наш с тобой союз крепок и что если он вздумает вмешаться в наши дела с Благожитом, то ты двинешь свои полки на Волынь. Я уверена, что делать этого тебе не придется.
– Вот как! – Етон вцепился в резные подлокотники кресла.
Эльге бросились в глаза темные пятна на вялой коже его кисти, приводя на мысли образ старой жабы. Она на миг опустила веки, стараясь не возмущаться. Похоже, Етон все же клонит к сватовству. Но если он и правда намерен взять в жены цветущую женщину с таким приданым, как у нее, то у него, видно, от старости мозги прокисли.
– Почему я должен что-то делать? – сварливо продолжал Етон. – Чтобы потом все мои земли достались Отто? Пусть Отто вам помогает! Почему ты не обратишься к нему? Где те десять тысяч копий, что он тебе обещал? Он так завяз с уграми, что ему не до вас. И потому понадобился я, верно? Нет уж! Я не так глуп, чтобы драться за чужое наследство! Не выжил еще из ума!
От изумления у Эльги так сильно бросилась в голову кровь, что все слегка покачнулось перед глазами. Отто? Саксонский король? О нем недавно упоминал Драгош – да, Отто что ни лето сражается с уграми. Но почему Етон заговорил о нем? Почему Отто должен помогать в их раздорах с внуками Дулеба?
