"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Когда схлынула первая радость победы, у древлян тоже не обошлось без споров. На поляне у волока они оставили мертвыми почти три десятка человек, в их числе Зазноя и Еловца. Большинство зарубили русы, а некоторые, получившие тяжелую рану, убили себя сами – чтобы не оказаться в плену, где их, конечно, станут допрашивать, кто, откуда и зачем. Жертвы оказались не напрасны. Поначалу мнилось, что пойдет как в сказании – Змей обезглавлен, земле родной возвращена свобода, осталось только пир горой устроить. Но только не Володиславу. Собственный ужасный опыт излечил его от самоуверенных мечтаний о легких победах.
– Дело вы, сынки мои, большое сделали, – говорил он, и сам вид его охлаждал радость: ни выбитый глаз, ни красота, ни здоровье, ни удаль молодецкая к нему не вернулись. – Отомстили за стрыя моего Маломира, за родичей своих, отцов и братьев. Но хоть был Святослав первым человеком из руси, да ведь не последним. Не пиры веселые и меды хмельные ждут нас, а рати великие и питие кровавое. У Ингоря два родных брата есть, они живы. Станут за братанича мести искать.
Тородда сам Володислав помнил по сражению на Размысловом поле, перед осадой Искоростеня. Акуна, младшего из братьев, многие видели в гостях у Свенельда прошлым летом, а Коловей и его отроки встречали того в Туровце – это он и разрешил им уйти за Горину в обмен на Ингорев меч. Поэтому спорить было нечего: братья Ингоря – не баснь, это зрелые мужчины, и с ними еще придется переведаться.
– Велик род Ингорев, да наш, деревский род, больше, – продолжал Володислав. – Будет наш верх, но терпение требуется, отвага и счастье. А счастья не с неба ждать надо – самим к нему руки прикладывать. Едет Людомир к Благожиту – поезжай, Коловей, с ним. Вы и за Благожитова сына месть свершили, он перед вами в долгу неоплатном. Требуй, чтобы поклялся поддержать ратниками, когда мы и Людомир пойдем против руси на поле. Откажет – чуры его проклянут, боги накажут, земля-мать не примет.
– Так, значит, – Карислава тоже смотрела на бочонок с его страшным содержимым, – не грозят нам больше русы?
Все повернули головы к ней: хотимиричи верили в мудрость молодой княгини и теперь надеялись, что она заглядывает в доброе будущее. Уйдет туча черная, как и пришла. Взяли боги высокую цену, но и отплатили полной мерой…
– Хм, – один звук из уст Людомира разрушил эти ожидания. – Вот хотел бы я… слова бы твои, лебедь белая, да богам в уши. Но мнится нам, что хоть и сгинул Святослав, да не сгинула беда.
– Как же так? – Благожит воззрился на него. – Чего же еще? Князя у русов больше нет, счастья им боги не дали…
– У Ингоря осталось два брата. Они будут за сестрича мести искать.
И не успел Благожит переместить взор на Коловея – того, кому братья Ингоря должны будут мстить, – как Людомир безжалостно продолжал:
– А смерть Святославу пришла хоть и от рук древлян, да на твоей земле.
– Там уже не наша земля! – торопливо возразил Обаюн. – Вы ж сказали: на Уже! Будь на Горине…
– Обое рябое! Уж верно, смекнули русы, что не из-за Ужа к ним смерть пришла, а следом – с Горины. Кто ни есть убийца, а и с тебя, брат, тоже спросят.
Благожит нахмурился. Он еще не успел толком обрадоваться свершению мести за сына, как выходило, что вместо радости ему привезли новую беду.
– Сами боги нам путь указывают, – напористо продолжал Людомир, не давая хозяину опомниться. – Древляне свою и твою месть свершили. На твоей земле. Вы теперь с ними кровавым питием побратались. Да и я с вами – за род Дулебов встану, за чужие спины не спрячусь. Мы, волыняне, вы, дреговичи, они – древляне, все вместе мы – сила. Лучане со мной пойдут, данники мои. Только вот от бужан едва ли мы подмоги дождемся – правит ими Етон, а он сам русин. Да ведь если пошлют нам боги счастья, разобьем киевскую русь, и плеснецкая недолго продержится. Еще увидим мы, брате, как вновь род Дулебов будет един, свободен и честен!
Хотимиричи загудели, глядя на обоих князей, своего и чужого, с тревогой и надеждой. Людомир рисовал им честь и счастье, уже такие близкие. Но застывший взгляд Благожита как будто видел цену, которую придется за это счастье заплатить, и она, как гора каменная, заслоняла от него встающее солнце лучезарных упований.
– Да отчего же не пошлют? – ответил Людомиру Путислав. Его успешное сражение в лесу наполнило верой в силу и счастье своего рода. – Уже приходила к нам русь, да еле убралась! Еще придет – и вовсе не уберется! А, братья?
– Верно! Мы еще покажем! Постоим за себя! – загомонили вокруг.
– В тот раз боги сына моего взяли, – промолвил Благожит и снова взглянул на бочонок, о котором почти забыли. – А в другой раз кого возьмут? Меня самого?
– Кого боги возьмут – то надо у вещунов спрашивать, да и то – редко они такое ведают, – качнул головой Людомир. – Положись на добрую свою судьбу, брат. А чтобы была она подобрее, надо род свой укрепить посильнее! – Он слегка засмеялся, показав еще довольно хорошие крепкие зубы, и лишь глаза его оставались жесткими, как камни. – У тебя серая уточка, у меня ясный сокол. Надо нам их вместе свести, в одно гнездышко усадить. Тем и род свой укрепим потомством, и ты нового сына получишь взамен прежнего. И тогда уж будем друг за друга крепко держаться, как корни за землю-матушку! И никто нам в версту не встанет, ни един супротивник!
– Ты о том речь ведешь, чтобы деву нашу, сыновицу мою [367], за своего брата взять? – спросил Гордина.
– О том веду, – подтвердил Людомир.
– Так… дело не сладится, – живее заговорил Благожит: имея ясный совет из Невидья, здесь он не знал колебаний. – Посылали мы у мудрых старых людей спросить, как с этим делом быть, принесет ли зять благо земле нашей. И молвили чуры: созвать надо удальцов со всех родов славянских, и кто других одолеет и всех счастливее себя покажет, тому девой и владеть. Тому, стало быть, боги счастья послали землю нашу оборонить.
– Так давайте их сюда! – Людомир в нетерпении стукнул кулаком по столу. – Удальцов этих! Мы их всех за пояс разом заткнем, да, брате?
Жировит ухмыльнулся, выражая согласие.
– Больно уж вы… поспешаете… – промолвил Добычад. – Из женихов, кроме вас, только вот Унемыслович прибыл.
– А кто первым поспел, тому и невеста! Три зимы, что ли, дожидаться думаешь? Русы-то ждать не станут!
Людомир начал досадовать, даже шишка на лбу обозначилась яснее, будто грозя выпустить наружу длинный острый рог.
– Не водится так, – упрямо качнул головой Благожит. – Гонцы разосланы, надобно обождать еще. Людей и богов уважить. Боги достойного укажут…
– Да где ж найдешь родовитее нас? – Волынский князь насупился.
Будто есть на свете кто-то достойнее, чем его брат! Будто чащоба какая-то может обойти Богуславова сына!
– Мы от Дулеба род ведем! Из нашей земли, Волынской, других не будет женихов! Там поперек нас лезть охотников не водится!
– От бужан никого нет пока… – напомнил Путислав.
– Да чего вы ждете – от бужан! Там Етон сидит, муховор старый, а он – русин! Да и нет у него ни сына, ни внука, ни поскребыша какого!
– А что – Етон? Кроме него, в земле бужанской остались еще хорошие роды. Авось сыщут добрых отроков.
– Откуда там добрые отроки возьмутся, когда Етон – киевским князьям союзник и брат названый? А вы хотите его слуг себе в родню взять? – раскрасневшийся Людомир горячился все сильнее, шишка посреди лба уже казалась угрожающей. – Может, сразу себя в холопы ему отдадите?
– Я ему не холоп! – Благожит тоже начал злиться, не стерпев такого прямого поношения. – Мы с аварской войны никому дани не давали и не будем давать, пока я жив!
– Дай-ка я тебе пива налью, Богуславич. – Карислава подошла к грозному гостю с ковшом в руках и с улыбкой на румяных устах. – От спора в горле пересохло, слышу, хрипишь!
Взглянув сначала на первое, потом на второе, Людомир протянул хозяйке пустую чашу и постарался разгладить нахмуренный лоб. Видно, вспомнил, что не годится гостю вступать в перебранку, особенно с теми, в ком хочет найти союзников и родню. Хотимиричи перевели дух.
