"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– А что, если, – наливая пива, Карислава наклонилась к Людомиру чуть ниже и негромко заговорила в ухо, – бужанские отроки не нас в Етоново стойло отведут, а землю бужанскую у Етона из рук вырвут? С такой-то родней, как мы… И как ты…
– Либо я, либо они, – сурово возразил Людомир, хотя при разговоре с Кариславой лицо его заметно смягчилось. – Невеста ведь у вас одна?
И окинул молодую княгиню таким взглядом, будто прикидывал, не сгодится ли в невесты и она. Румяное лицо ее в окружении тонкого, хитро уложенного плата тончайшего льна сияло, будто заря среди белых облаков, а серебряные колечки на очелье поблескивали и позвякивали, будто молнии небесные.
– Да у тебя и жених не один! – Карислава засмеялась. – Говорят, трое сыновей подрастают?
– Правду говорят… – Людомир разгладил ус, гордясь своим потомством.
– В каких они годах?
– Старший на тринадцатой весне, меньшой на седьмой.
– Так и у меня две дочки есть, старшей пять, меньшой три. Дадут боги нашим чадам вырасти – через десять лет свадьбу справим.
Людомир посветлел глазами, скользя пристальным взором по приятным изгибам ее стана. Карислава была крепко сбита, и даже широковатые плечи смотрелись надежной основой для полной груди и не нарушали соразмерности. Покоя взгляд на этом богатстве, Людомир и впрямь невольно задумался о чадах – но не о тех, которые у него уже имелись, а о тех, которые еще могли бы народиться.
– Не одни же князья от Дулеба род ведут! – тем временем заметил старейшина Родим, чей сын Зорник уже числился в возможных женихах. – А все мы – и волыняне, и хотимиричи, и древляне. Все, кроме примаков каких. А кто достойнее – ваш ли, наш ли, – то боги сами укажут.
В это время из ряда сидящих за гостевым столом поднялся Коловей. Как старшему из древлян и к тому же победителю Святослава киевского, ему досталось почетное место близ Людомира и Жировита, поэтому его сразу все увидели. После блужданий по лесам он успел подровнять бороду, расчесать слегка вьющиеся темно-русые волосы, а хазарский пояс с серебряными бляшками и греческий меч даже простой белой свите придали щегольской вид. Пока шла эта беседа, Коловей оживленно обменивался знаками со своими спутниками и они успели что-то решить.
– Вот ты, добрый человек, – он взглянул на Родима, сидящего напротив, за хозяйским столом, – истовое слово молвил. От Дулеба все мы род ведем – и волыняне, и дреговичи, и древляне. И коли надобен жених – чего же нас обошли приглашеньем? Не совсем еще земля Деревская людом оскудела, и у нас женихи найдутся. Роду честного, собой молодцы. Что скажешь, Благожит?
– Кто же будет? – Благожит окинул взглядом его спутников.
– Вот, Далемир, Величаров сын, товарищ мой. Отец его воеводой деревским был, под Искоростенем голову сложил.
– Из худого рода воеводой не выберут, – согласился Путислав.
– Отец его умом и отвагой по всей земле нашей был славен. Десять лет назад гулял по царству Греческому, города брал, немалую добычу привез. Было у него семеро сыновей, да пали они в ратях с русью, один только младший и уцелел. Вот он перед вами.
Коловей сделал знак, и Далята поднялся; до того он сидел, прилично опустив глаза, пока его расхваливали, как невесту. Ну то есть как жениха. Он был не самым младшим из сыновей Величара и не единственным уцелевшим, но Коловей умел сказать красиво.
– А сам не хочешь свататься? – улыбнулся Гордина. – Ты за нашего соколика, Будима, убийцам отомстил, тебе бы и честь, и сестра его родная…
– Стар я для девы молодой, – качнул головой Коловей, которому было лет двадцать шесть. – Куда мне с отроками наперегонки за венками гоняться. А Далята ей в самую версту. И собой хорош, и нравом весел.
Что до красоты лица, то Далята, пожалуй, и правда был пригляднее всех своих спутников. С тщательно расчесанными светлыми волосами, с румянцем на щеках, с бойким взглядом голубых глаз, он так и просился под свадебный рушник, только приодеть бы получше.
Людомир снова помрачнел. Соперничество древлян, победителей Святослава, было ему ни к чему – всю пользу от их подвига он надеялся забрать себе. Воеводский сын, конечно, не из канавы репей, но все же счесть его ровней Жировиту родовая гордость не позволяла.
– Небогаты мы ныне, – продолжал Коловей, умолчав о том, что поднесенные Благожиту кафтаны и прочее тоже происходят из перезванской добычи древлян. – Но самый дорогой дар мы поднесли уже, – он взглянул на бочонок, который переставили к чурову очагу.
– После такого, – Обаюн тоже кивнул на бочонок, – каких еще соперников бояться вам?
Хотимиричи смотрели на Даляту с теплом в глазах: приятно было, что слишком уж самоуверенному Людомиру нашелся супротивник.
– Принимаешь нашего отрока в женихи? – обратился Коловей к Благожиту.
– Величарова сына – да как же я не приму? – Благожит посветлел лицом. Далята был почти такой же, каким ему рисовался в мыслях будущий зять – и бойкий, и почтительный, – клюнуло в сердце чувство, что боги уже и послали требуемое. – Милости прошу!
Слегка скривив рот под усами, Людомир бросил взгляд на своего брата. Далята был даже более нежеланным соперником, чем княжич Милокрас: и собой хорош, и удал, и уже так отличился на войне с русью.
Однако даже перед самим собой Людомир сдержал досаду. Князья волынские ведь не из тех, кто только тогда одолевает, если против них одни плесняки!
По Моравской дороге Святослав проходил со всем войском, когда направлялся зимой навстречу уграм. Поэтому южные окраины земли Деревской были очищены от всех способных противиться Киеву и считались относительно безопасными. Иные веси запустели, но сожжены не были, и теперь княгиня с ее дружиной почти каждый вечер находила ночлег под крышей. Останавливаться в покинутых избах ей нравилось больше, чем в городцах древлян, где уцелевшие идолы – а где их не было, там бревна тына – взирали на нее враждебно и осуждающе.
– Здесь через переход нужно свои твержи ставить, погосты, – говорила Эльга по пути своим соратникам. – Не в самих весях, но поблизости. И по дань ходить, и товары возить – пристанище пригодится.
– Уж это верно! – соглашался Лют. – Мы с отцом когда по дань здесь проходили, в городцах ночевали, так местные волком смотрели. Но осенью или зимой без крыши тяжко. Не то что сейчас.
Весна шла к концу: близились Купалии. Дни были долгими, короткие ночи – теплыми. Длинными вечерами молочно-белая луна висела на мягком темно-голубом своде, пышное убранство земли-матушки источало свежесть и сладкий травяной дух. Княгиня, хоть и была неплохой всадницей, не привыкла проводить весь день в седле, поэтому в середине дня делали долгие привалы, пережидая самое жаркое время. К вечеру Эльга уставала, и все же дорога несла ей отраду – приятную перемену привычного, довольно замкнутого существования. В пути человек не зря считается как бы не на этом свете и не на том: ни вчерашний день, ни завтрашний не имеет над ним полной власти. Одни тяжкие заботы остались далеко за спиной, а другие еще скрывались за лесами и реками впереди. Сейчас же путники были свободны, как птицы в небесах. Не считая поездок в Дерева, Эльга уже около трех лет не отъезжала далеко от Киева и теперь с любопытством смотрела по сторонам. Свежая зелень лугов и рощ радовала взор – не то что пепел на снегу и запах гари, сопровождавший ее зимний поход. Вечерами долго сидели у костров: живой дух земли бодрил и прогонял сон от молодых глаз. Оружники вспоминали прошлогоднюю поездку в Плеснеск, когда им пришлось столкнуться с дружиной деревских ратников, и более отдаленные годы. День ото дня Эльга чувствовала, как возрастает и укрепляется ее дух, очищаясь от тоски и тревог. А на освободившееся место возвращалась любовь, и Эльга не гнала ее. Огонь не отталкивает топливо, а растения – землю. Без любви где она возьмет силы?
Заводных коней не брали, припасы и шатры везли на возах, поэтому двигались неторопливо. Путь до Плеснеска занял полмесяца. Быстрее, одвуконь, ехали высланные вперед гонцы: из приличия и чтобы, как сказал Мистина, Етон от неожиданности не присел на дрова. Уж чего тот никак не чает, так это что в разгар веселого месяца кресеня к нему пожалует самая завидная невеста между Хазарским каганатом и королевством восточных франков.
