"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Вам виднее! – ответил тот. – Небось в реку сбросили уже тело, по весне всплывет! Не верю я, чтобы мои отроки на такое дело пошли! У нас четверо убитых! Они в кольчугах были! – с обвиняющим видом обратился Красила к Етону. – И мечи с собой! В гости к купцу они шли, да, блины есть и меды распивать! В кольчуги нарядившись! Кто кого ждал за углом, кто смерти чужой искал!
– Вы осмотрели у них в доме, что там нет этого парня… Береста? – Мистина глянул на Семирада.
– Осмотрели. Вчера вечером хозяин его видел, а ночевать не приходил.
– С чего ему прятаться, – Мистина перевел взгляд на Красилу, – если не виноват?
– Стало быть, не прячется, а в живых уж нет, – угрюмо ответил тот.
– Никто из вас, я вижу, за своими людьми злого умысла не признает? – спросил Етон.
– Нет, – почти разом ответили оба.
– Но у них была причина напасть, – добавил Мистина. – Ты сам сказал, что тот отрок был родом из Малина. А брат не так давно совершил набег на Малин и увел оттуда полон. Это была попытка мести.
– Это вы добить пытались, чтобы уж мстить вам было некому! Знаем мы ваш обычай!
– Довольно! – Етон хлопнул по подлокотнику. – Надоели вы мне. Никто на себя вины не берет – присуждаю вам поле!
Красила невольно охнул; Мистина улыбнулся и вместо ответа положил руки на пояс, всем видом выражая готовность.
Он даже слегка расслабился. Телохранители были нужны ему по положению, да и к тому же в любой схватке такой, как он, обладатель золоченого шлема вождя, был первой целью противников. Но в каждом движении его, в мягкой походке хищника, в спокойном и сосредоточенном взгляде сказывалась воинская мощь. Сейчас ему предложили самый простой и легкий для него выход. Мистина и сам был бы рад, если бы все сложности можно было решить с мечом в руках. Как это предпочитал делать его покойный побратим…
Древлянин изменился в лице. Решение Етона для него означало почти верную смерть: в ратном поле он был Мистине не соперник и понимал это. Однако не мог и отступить, опозорив всю землю Деревскую.
– Силой своей гордишься? – крепясь, Красила устремил на Мистину отчаянный, но твердый взгляд. – Мнишь, сила твоя поможет тебе? Оружием гордишься, мечом харалужным? Мнишь, меч твой поможет тебе? Боги не на силу глядят, а на правду. Выпили вы нашей крови деревской целую реку, а все не упились. Перун предел положит жадности твоей. Присудил князь поле – пойду с тобой на поле! – Он бросил шапку на плахи пола между ними. – Перун за меня встанет, потому что правда за нашим родом, деревским! И мечом своим не гордись. Какой он ни есть у тебя, хоть сто гривен стоит – а самый-то дорогой свой меч потеряли вы! Отняли его у вас боги и нам, древлянам, отдали! С ним и сила ваша к нам в руки перешла. То самих богов воля и знак. И не боюсь я тебя.
– О чем ты говоришь? – Мистина, спокойно его слушавший, при этих словах нахмурился. – Что вам отдали боги?
– Когда бился наш князь Маломир с Ингорем вашим, сама Тетерев-река у Ингоря меч из рук вырвала, на глубину утянула и в волю нашу его жизнь отдала. А после, как уж погребли его, вынесла Тетерев-река меч его золотой на крутой бережок. И теперь у нас он, у Володислава в Искоростене.
– Врешь! – сиплым голосом выдохнул Мистина.
У него стиснуло горло; он переменился в лице и впился глазами в Красилу.
– Разрази меня Перун, если вру! Привезен Володиславу меч Ингорев с Тетерев-реки и у него теперь. Я своими глазами его видел!
– Опиши! – забыв, о чем они только что говорили, Мистина шагнул к нему. – Какой он?
– Такой… с ручкой золоченой.
– С какой ручкой? На что похожа? – Мистина сделал быстрый знак, и оба телохранителя, Альв, Ратияр и Лют передвинули свои мечи с бока, из-под плащей, так чтобы Красила мог их видеть. – Какая рукоять? На шапочку похожа? Острую, округлую или из трех долей? Из пяти?
Красила сморщил лоб. Золоченую рукоять он помнил, но мелочи в голове не задержались.
– Такая… грибком вроде. Как жар горит!
Мистина подавил досадливый вздох. Это описание подходило почти к любому из дорогих «корлягов», украшенных серебром, золотом или медью.
Ингваров меч! Волчий Зуб, довольно новый, раздобытый в ларе убитого перед этим свинческого князя Сверкера. В Свинческе издавна жило много русов, к ним постоянно ездят гости из свеев, и там у состоятельных людей имелось немало «корлягов» – с наборами частью рейнской, а частью свеаландской или даже местной работы. Из того зимнего похода гриди Ингвара привезли полтора десятка «корлягов», а два из княжьих запасов тот взял себе – Волчий Зуб и Поцелуй Валькирии. Первый Ингвар в ту осень взял с собой, второй остался в Киеве.
Мистина в том смолянском походе не был. Чуть не поседел потом, слушая, как, пока Ингвар осаждал Свинческ, местные «лесные братья» умыкнули Эльгу и потом вернули в обмен на Сверкерову дочь. Сидел тогда, подсунув руки под себя, чтобы сдержать порыв дать любимому побратиму в зубы. Взял жену на войну – так гляди за ней, жма!
Он, Мистина, сам придумал, чтобы Эльга отправилась в дань и на взятие Свинческа вместе с мужем. Вспомнилось, как еще летом они обсуждали это… ее глаза, когда они заключали свой новый договор… и где были его руки, когда она наконец расслабилась, сдаваясь, и наклонилась к его лицу…
Он почти ощутил сейчас тот поцелуй. Накатил жар, забилось сердце, в душе заныла тоска. Йотуна мать! Эльга, драгоценнейший смарагд земли Русской… Теперь ей не на кого больше положиться – только на него. Потому что Ингвара больше нет! Она ждет его в Киеве. Он обещал ей вернуться поскорее – едва ляжет снег.
– Мой меч при мне, – Мистина положил руку на черненую рукоять Воронова Крыла. – Назначь время, Етон, только не тяни. Мне восвояси пора.
– Князь говорит: коли никто из вас на своих людях вины не признает, присуждаю вам поле, пусть Перун покажет, за кем правда. А ваш боярин говорит: не боюсь, пойду на поле, потому как правда за мной и меч у нас есть русский, Ингорев…
Берест, хоть и был голоден, даже перестал жевать и слушал, ловя каждое слово. Рыжая Летава, похожая на веселую летнюю веверицу, сидела напротив него с лукошком на коленях, уже выложив хлеб, сало, печеные яйца, две репы и связочку вяленых карасей.
– Красила пойдет со Свенельдичем на поле? – переспросил он. – Со старшим?
– Ну да, с воеводой. Свенельдич просил поскорее срок назначить, дескать, недосуг ему. На третий день уговорились. Здесь, на Божьей горе, на месте священном, у богов на виду.
– И что, – Берест взглянул на девушку исподлобья, ожидая приговора судьбы из ее ярких, как спелая малина, уст, – до смерти?
– Ну да. Свенельдич сперва сказал – чтобы из круга вытеснить, а ваш сказал: нет, до смерти. Мне, говорит, жизни своей жалеть нечего, а вот если с Перуновой помощью тебе по заслугам воздам…
Берест опустил лицо, впиваясь пальцами в нечесаные волосы.
Красила будет убит. Зарублен киевским мечом прямо здесь, перед этими вот богами, под чьим покровительством Берест жил с ночи.
Внутри вала Божьей горы он был в безопасности: никто не возьмет его отсюда силой, ни Мистина, ни даже Етон. И все же он умолил Бегляну не выдавать, что он здесь. Защита богов не помешает Семираду или еще кому-то из бояр прийти сюда, задать ему вопросы и перед ликами этих вот богов взять клятву, что ответы правдивы. И ему придется признать, что это он все устроил: придумал, как выманить младшего Свенельдича с княжьего двора, поставить Намолку к тыну сторожить, Косача с Радивой посадить за углом тына с сулицами. Сам он, вдвоем с Катуном, притаился в проеме между дворами и ждал, пока Свенельдич пройдет мимо него. И он, и Намолка знали Люта в лицо – Свенельдова сына многие в земле Деревской знали. Правда, расчет был на то, что к молодой вдове парень пойдет один. Тогда все было бы кончено единственным броском – уж один из двоих не промахнулся бы, разоритель Малина рухнул бы на мерзлую грязь, пробитый насквозь, а они тихо исчезли бы… Его бы только утром и нашли. Сулицу вынуть – и никаких следов. Это было так просто, что Берест оставил дело Косачу и Радиве, а себе назначил зайти сзади, если у тех не сладится и Свенельдич побежит назад.
