"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Пусть… Мамонт подземный пусть их изгложет! – вдохновенно пожелала Ведома, вспомнив, что в детстве, когда нянька укладывала ее спать, лучше всего получалось угомонить угрозой «мамонта подземельного».
– О, хорошо! – одобрила Рагнора.
– Черный медведь… откусит им руки!
– Тоже неплохо.
– Упырь-кровопийца… их высосет сердце!
– Ты не так безнадежна, как я думала.
– Русалки их пусть… защекочут до смерти!
Так они упражнялись еще некоторое время, и Ведома понимала: бабка только забавляется, а настоящие проклятья потом сочинит сама.
Наконец дело дошло до главного – «сильных слов».
– Мы возьмем на первый раз самое простое заклятье из трех сильных слов, – сказала Рагнора. – Хотя их может быть больше – шесть, семь, девять. Эти три слова – «тистиль-мистиль-кистиль». Что означает «чертополох-омела-гроб». Ты понимаешь, при чем тут омела?
– Да. Из омелы была сделана стрела, убившая Бальдра [307] и приведшая его в могилу. И она ядовита. А чертополох означает иссушающую жажду и тоску, тоже ведущую к смерти.
– Начерти мне эти руны. – Рагнора подала ей вощеную дощечку и костяной стрежень.
Дрожащей рукой Ведома вывела три знака.
– А теперь запишем три раза второй знак: «исс». – На дощечке появились три стоячие черточки. – Теперь третий. – Ведома высадила на дощечку три изогнутых «червячка», за которыми скрывалась могучая руна победы.
Так на дощечке появилась запись: три первых знака, составлявших первую часть, были разными, а дальше шли еще пять частей, каждая из трех одинаковых рун. Проклятие было записано, оставалось поместить дощечку в надлежащее место и произнести свою волю вслух.
– Теперь иди и соберись с духом, – велела бабка. – Завтра не ходи на пир и ничего не ешь. Когда пир окончится и все уйдут от могилы, мы с тобой пойдем туда, и ты произнесешь проклятие. Ступай к матери и ночуй сегодня у нее. Мне нужно здесь заняться… кое-чем другим.
Придавленная новым знанием, Ведома ушла. Она привыкла не задаваться вопросом, в чем состоят занятия бабки, в которые та не желает ее посвящать. Но сегодня ей казалось, что эта другая работа имеет какое-то отношение к ней, Ведоме. И эта тоже делает ей намеки насчет замужества! Уж не приняли ли они с отцом некое решение? Но уж точно не то, какого от нее желают Ведьма-рагана и даже мать, хоть и не столь явно.
Второй раз Лютояр и Равдан проделали путь к Березине только вдвоем. Когда Лютояр привел к логову Ведьму-рагану, чтобы помогла проводить на тот свет Ярого, она тоже спросила: а что было в том тюке?
– Вам стоит вернуться туда и выяснить, ради чего погиб Ярый, – сказала она. – Но что бы это ни было, вы должны принести сюда хотя бы часть, и мы дадим ее ему с собой. Он не должен уходить к дедам без добычи, которую взял ценой своей жизни.
С этим спорить было нельзя, даже если бы парни и хотели. Но им самим было до смерти любопытно: что же они такое добыли? Поэтому на другой же день после расставания с младшими побратимами они отправились обратно вдоль верховья Каспли к Березине.
До места добрались к вечеру. Уже спускались прохладные весенние сумерки. Мелькала мысль переночевать и приняться за поиски утром, но уж очень не терпелось. Поэтому принялись прямо сразу, тщательно оглядевшись, нет ли кого. Оба помнили, что Сверкер мог выставить в этих местах дозор. Но у них еще в тот раз хватило ума бросить челны не на том берегу, по которому они уходили, а на противоположном. И на весь лес по Березине у Сверкера людей не хватит.
Они так хорошо спрятали добычу в чужом месте, что теперь искать пришлось долго. Было даже подозрение, что кто-то другой уже нашел… И вот, когда под елями уже настолько стемнело, что искать приходилось почти на ощупь, пальцы Лютояра наткнулись под слоем палой листвы на толстую, холодную промасленную кожу.
Он тихонько свистнул, и вскоре из-за елочек показался Равдан. Вдвоем они выволокли тюк на прогалину, где было посветлее. Лютояр перерезал веревки, толкнул сверток на другой бок, откинул край кожи.
Внутри лежали какие-то длинные прямые тела, серые и пятнистые, будто замершие змеи. Равдан невольно отпрянул, потом засмеялся сам над собой, закрыв рот грязной ладонью.
– Это что? – Он выволок из тюка длинную, локтя в полтора, железную полосу.
С одного конца она была заострена, а с другой кончалась коротким и узким отростком.
– Не трогай! – Лютояр схватил его за руку. – Положи.
Равдан в недоумении взглянул на него.
– А если хочешь брать, то возьми через подол.
– Чего?
– Вот так! – Лютояр взял у него полосу, держа через подол своей серой рубахи.
– Зачем? Они вроде не острые! – Равдан прикоснулся пальцем к краю полосы.
– Ну… Я не помню… – Лютояр и сам выглядел немного озадаченным и будто силился уловить какую-то мысль. – Во сне видел, что ли… Но я верно знаю, что такие клинки нельзя голыми руками брать, они от этого портятся!
При виде добычи в его памяти всплыли какие-то обрывки воспоминаний из детства и вместе с ними убеждение, что подобные пятнистые клинки нельзя трогать голыми руками, и вовсе не потому, что порежешься. Нельзя, и все! Как нельзя совать руки в огонь. Это убеждение сидело в нем так же прочно, как все, что усвоено в раннем детстве, связано с образами отца и деда и потому особенно дорого. Только ранее не было случая эту мудрость применить…
– Это же клинки от мечей! – сообразил и Равдан. – Или для мечей… Вот так богатство!
Он засмеялся, более от недоумения, чем от радости.
– Так и есть! Ты хоть понимаешь, сколько такой стоит? – Лютояр качнул клинком, удерживая его двумя руками за концы.
– Нет, – честно признался Равдан. – А сколько?
– Ну… много. Очень много. Я такие видел… очень давно. Еще пока мальцом был.
– Это где же? – удивился Равдан, точно знавший, что в лесу подобного не водится. А Лютояр никогда не упоминал, чтобы жил где-то, кроме леса.
– Где надо! – отрезал Лютояр и бережно положил клинок к остальным.
Потом задумчиво посвистел:
– Ну, мы попали…
– А что такое?
– Уж лучше б тут были гривны серебра!
– Само собой, лучше.
– Ты не понял. Один такой клинок куда дороже гривны серебра. Я, вот честно скажу, не знаю насколько, но дороже. Только с гривной дело плевое – разобрал по шелягам, шеляги на части порубил, и делись, меняй у купцов на что хочешь. Бронзу варяги в слитках везут – тоже порубил или перелил в нужную вещь, да и пользуйся. А с этим что делать?
– Что?
– Да ничего с ним не сделаешь! Такими мечами князья воюют и самые большие воеводы. На торг у пристани его не понесешь и на части не порубишь – какой с него тогда толк? Это как челядина по частям продавать…
Равдан засмеялся, но Лютояру было не до шуток.
– Чего ржешь, голова твоя кобылячья? У нас в руках такое богатство, что все твои Озеричи в трех поколениях не видели, а делать с ним нечего! Только обратно закопать.
– А продать? – предложил Равдан, который с детства близ волока слышал много разговоров о торговле.
– Купец спросит, где взял. А взять нам такое негде, кроме как там, где и взяли… И князь сразу узнает.
Они посидели молча.
– Ну так чего, в реку спустим да и пойдем? – предложил наконец Равдан, который начал подмерзать на холодной весенней земле.
Лютояр вздохнул и начал снова стягивать сверток обрезанными веревками.
– Себе возьмем. Один отдадим Ярому. А другие…
– Другие что?
– Хрен в решето!
Лицо Лютояра опять приняло то загадочно-решительное выражение, как бывало, если Равдан заводил речь о будущем. И побратим оставил его в покое: раз не хочет говорить, упрямый шиш, из него слова колом не выбьешь.
Наконец все было готово для погребения Биргира. Нарядно одетого мертвеца извлекли из холодного подвала, где он лежал все это время взаперти, в окружении вороха полыни и других пахучих трав, перенесли в смертный покой и водрузили посередине, прихватив незаметно веревкой к спинке сиденья. На поясе у него висел скрамасакс, а меч в ножнах и боевой топор Рагнора велела положить с правой стороны.
