"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Ну, кто? – выжидательно спросил Святослав.
– Величана. Она год назад в Плеснеске Живу плясала – она умеет, ее учили.
У Малуши отлегло от сердца, но вместе с тем уязвило разочарование. Вот опять! Опять ее заслоняет другая, во всем с нею сходная, но только свободная!
– Так ей разве можно… – с сомнением произнес Святослав. – Пока муж-то в Царьграде…
– Лют разрешил ей выходить на игрища, если разрешу я, – спокойно пояснил Мистина.
– И не боишься, что твою невестку…
– Я сам буду за ней присматривать. Она будет в такой же безопасности, как если бы с нею рядом был муж.
Мистина произнес эти слова непринужденно, но всем стало немного неловко. После случая с Горяной, силой вырванной из рук жениха, который к тому же приходился Святославу разом и сводным и двоюродным братом, Эльга опасалась, как бы брак Люта с Величаной вновь не внес раздор в семью. И решимость Мистины не допустить в своем доме ничего подобного только усложняла дело.
– Йотунов ты свет! – после недолгого молчания выбранился Святослав. – Да сколько ж еще эта дребедень продолжаться будет! Две жены у меня, обе княгини – а Живу плясать некому! Третью ты мне не дала! – прямо напомнил он Эльге, покосившись на Мистину, что успел перехватить у него знатную пленницу. – И что мне делать теперь? Я-то ладно, а народ возмущается! Две княгини у нас, говорят, Христовой веры, третья невесть где – боги гневаются! Случись лето неурожайное – кто виноват будет? Я же ведь, так?
Слушатели молчали. Это невеселое положение князь создал собственными руками, вопреки желанию всех тех, кому сейчас жаловался.
– Еще пара лет – и Браня подрастет, плахту наденет, – вздохнула Эльга. – Если только ты…
– Что – я? – мрачно уточнил Святослав. – Еще одну жену не возьму?
– Не отпустишь Горяну. Если уж вам не ужиться – отправь ее к отцу. Тогда Прияна воротится и будете жить, как положено.
Святослав помолчал. Все, от княгини до младшей ключницы, затаили дыхание, боясь спугнуть его решение. Если он скажет «да» – сколько сложностей наконец окажется разрешено! Чьи-то надежды оживут, чьи-то – рассыплются в прах, но все до единого из причастных к княжеской семье вздохнут свободнее!
– Ты знаешь, что будет, если я ее отпущу, – бросил наконец Святослав, и в голосе его слышалась упрямая приверженность прежним доводам.
– Ты сам это придумал, – подавляя отчаяние, ответила Эльга.
– Я ничего не придумал! – Святослав гневно взглянул на нее. – Вы ее собирались княгиней сделать – только с другим князем.
– А ты знаешь, почему мы так решили. Но теперь совсем другое дело!
– Какое – другое? Она по-старому правнучка Вещего. Не Улеб – так другой ей жених найдется и на мое место полезет. А я не могу весь век дома сидеть, свой стол сторожить!
– Горяна не хочет больше замуж. И ты можешь не разводиться с ней, а просто отпустить жить к отцу. Прияна ведь требовала только этого – чтобы Горяны не было с ней в одном городе.
– Ну, хочешь, я ее в Вышгород к тебе отпущу? Но чтобы оттуда – ни ногой.
– Заточенья она не заслужила. Ей и так худо пришлось.
– Ты же понимаешь, что такое власть! – Раззадоренный Святослав встал, подошел и остановился напротив матери. – Да обое рябое – хочет она или не хочет, разведусь я с ней или не разведусь! Она только поводом послужит, если какой-нибудь клюй пернатый захватит ее и скажет, что теперь он – князь деревский и полянский!
– Да какой… кто это может сделать?
– Кто-кто… – Святослав отвернулся. – Етон. Или из деревских псов недобитых кто-нибудь.
– И что же ты, – Эльга с тоской взглянула на него, – весь век думаешь вот так жить: на словах две жены, на деле ни одной? Чего ты выжидаешь? Пока «горе забудется, Бальдр возвратится»? [526]
Святослав только махнул рукой, не имея внятного ответа.
Вывести его из этого положения могла только смерть Горяны. Эльга понимала это и, хотя она не могла подозревать родного сына в умысле на жизнь собственной жены, думать об этом было очень тревожно.
– Ну когда уже греки эти твои приедут? – с тоской проговорил Святослав. – Хоть эту бы заботу с плеч долой да в поле…
Купалии вышли странные. Малуша явилась на луг над Днепром вместе со всем княгининым двором – с госпожой, ее дочерью, боярынями и служанками. Народу было множество – даже больше обычного, и везде кучками бродили и сидели варяги. Опасными они не выглядели – дружелюбно улыбались щербатыми ртами, шутливо кланялись проходящим девушкам и молодухам, иные даже нацепили на головы венки, стараясь показать, что пришли не браниться, а веселиться. Глядя на девичьи игры и пляски в кругах, весело кричали, выражая восхищение. Пытались подпевать – особенно занятно это выходило у тех, кто не знал славянского языка, и девки едва могли идти от смеха. Мало-помалу девки осмелели, начали улыбаться им, а самых молодых и приглядных собой варягов даже приглашали в игры. Девки – они такие: даже зная, что их чары могут навлечь беду, все-таки стараются еще кого-нибудь завлечь, а сознание опасности их только раззадоривает.
Везде вокруг луга, в тени на опушке, виднелись лошадиные морды, иной раз тоже украшенные венками, – воеводские отроки несли дозор. Им было запрещено отвлекаться на девок и на игрища, отходить от щитов и копий, кроме как по нужде. Мрачные, отроки валялись на траве близ своих лошадей и бросали на варягов далеко не дружелюбные взоры. Мало того, что пришлецы мешают им веселиться, так еще и заняли их места!
Острогляд развалился возле княгини на ковре, поблизости от привезенной бочки с пивом; его подзадоривали идти скакать через костер, он отвечал, что вот сейчас допьет и пойдет. Вот только «допью», судя по всему, относилось не к рогу в руке, а к бочке.
– Идите, погуляйте, пока светло, – сказала Эльга девушкам. – Как начнет темнеть, все домой.
Малуша чинно сошла с пригорка и направилась к девичьему кругу. В беленой сорочке с вышитыми рукавами, в красной полосатой плахте, что так привлекательно подчеркивала тонкий девичий стан и плотно обхватывала бедра, с тканым узорным поясом, с длинной светлой косой, она ступала величаво, гордо держала голову, чувствуя себя самой высокородной девой в Киеве. Девки водили широкие круги – один в другом – сложного рисунка вокруг Величаны, одетой в рубаху с рукавами до земли, и Малуша встала со всеми.
Протяжное пение сотен голосов заполнило весь луг; каждый чувствовал, как эти голоса мощным потоком захватывают душу и уносят в самые небеса. Отдавшись этому чувству, Малуша ступала по траве, как по облаку, чувствуя себя разом в прошлом, настоящем и в будущем. Купалии – тот день, когда девица находит судьбу свою, и Малуша знала: ее пора пришла. Больше она не была одинока; все уже назначено и решено. Сердце колотилось, и от чувства близкого перелома было и страшно, и радостно. Исподволь поглядывая по сторонам, она точно знала, кого ищет.
Наконец близ воеводских отроков на опушке мелькнула знакомая светловолосая голова. Торлейв вышел на луг, остановился и огляделся, уперев руки в бока, будто прикидывал, что ему делать со всем этим светом. На шее у него висел венок, и Малушу кольнуло неприятное чувство – уже успела какая-то коза всучить!
