"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Но теперь-то уж Улеб на ней не женится! – Прияна тоже встала. У нее уже полегчало на душе, когда треснул лед молчания о самом важном, и она была полна сил для борьбы за свою честь. – Улеб на край света уехал! Зачем тебе дальше ее в женах держать? Отошли ее.
Решаясь на это требование, Прияна понимала: это жестоко. Этого унижения не заслужили ни Олег Предславич, ни его дочь. Но раз уж боги дали им так мало удачи, Прияна должна была порадеть о своей.
– Куда я ее отошлю, пока она не разродилась! – Святослав опять ударил себя по бедрам.
Он был явно зол, что этой ночью, первой наедине с женой за целых полгода, его принуждают разбирать бабьи обиды!
– Что? – Прияна подалась к нему, сжав в руке гребень.
– Не разродится пока. Все же она не ветошка запечная – Олегова правнучка, а я ее отошлю, первого же дитяти не дождавшись! Да мать меня вовсе поедом съест.
– Горяна тяжела? – в ужасе уточнила Прияна.
– Ну! Еще не заметно ничего, мать сказала, к Дожинкам разродится. До тех пор при мне будет. А там… ну, ты если возьмешься ее дитя растить… с ней самой… я подумаю что-нибудь.
Прияна снова села. Горяна беременна… Между той злополучной свадьбой и отъездом Святослава в полюдье могло пройти лишь около месяца, но дурное дело нехитрое… Долго ли умеючи? «Умеючи – долго», однажды сказала со смехом Эльга, когда они с Предславой болтали о чем-то таком… Эльга хотела этого брака… для Улеба… и теперь Святослав, согнув в дугу всю родню, выходит послушный сын… Прияна сама не знала, что лезет ей в голову, не могла ухватиться ни за одну ясную мысль.
– Ну, ты успокоилась? – видя, что она сидит молча, Святослав шагнул к ней.
– Вот что… – Прияна глубоко вдохнула. – Я не вернусь в Киев… пока ты ее не отошлешь. Я не могу… жить с половиной мужа… когда у него рядом со мной живет другая жена… такая же родовитая.
– Янька, не глупи! – Святослав опять начал гневаться. – Ты вернешься! Мне княгиня нужна! На Карачун чашу богам поднять некому, срам какой!
– Я вернусь, когда ее не будет в Киеве. Вон, Вышгород под боком. – Прияна вспомнила рассказы о том, что Эльга когда-то в молодые годы уезжала жить в Вышгород, на переход от Киева вверх по Днепру. – Эльга там жила когда-то и урона чести не видела.
– Пока не родит, не могу.
– Значит, я не могу вернуться.
– Да йотуна мать! Жма, что вы все сбесились! – Святослав тряхнул кулаками в воздухе, будто хотел сломать что-нибудь. – Две жены, а княгини ни одной! И мать туда же! От ее крестов вся эта золь тянется! Из-за нее и Горянка все про бога твердит, а к делу ни к какому не годна! Ни по дому, ни в гриднице, ни… жма-а! – Он едва не зарычал, скаля белые зубы. – Чтоб они провалились, эти греки!
Прияна слушала его, стараясь успокоиться. Если он видит все зло в греках и их боге, на ней вины никакой!
– Тем глупее тебе держать при себе жену не нашей веры, – вставила она, когда Святослав замолчал.
– Я не хочу потом воевать с каким-нибудь клюем, который возьмет Горяну в жены.
– А со смолянами ты хочешь воевать! – сорвалась Прияна, разозленная его упрямством. – А быть расколотым, как золото, за нарушение ряда ты хочешь!
– Чем я нарушил ряд! Ты – моя княгиня! Поезжай в Киев, будь там над всеми госпожой! Я же тебе говорю! На руках мне, что ли, отнести тебя! Ты же сама не хочешь!
– Не хочу, пока в Киеве Олеговна.
– Она там будет, пока не родит. И смотри, – Святослав сердито прищурился, – если она родит, а тебя с Яркой на месте не будет – не пришлось бы мне ее чадо наследником объявить! Хоть какой-то сын мне нужен!
– Объявляй хоть шишка болотного! А я лучше без мужа буду жить, чем с половиной мужа!
– Жма-а…
Святослав огляделся. Прияна не поняла, чего он хочет, но оказалось, он ищет свой кожух. И не успела она опомниться, как Святослав, схватив его в охапку и даже не одевшись, быстро вышел из избы.
Прияна осталась сидеть. Опомнившись, выпустила гребень – так сжала его, что на ладони остались багровые следы зубьев. Прислушивалась к звукам снаружи. Куда он пошел? Надолго?
И только когда прошло какое-то время – долгое ли, короткое, она не знала, – стало ясно, что Святослав не вернется. Тогда Прияна глубоко вздохнула – и разрыдалась. Горькие и жгучие, слезы все же принесли ей облегчение. До того казалось, что весь мир застыл в этом мгновении, как в глыбе льда, и никакого «потом» не будет вовсе.
Святослав вовсе не просто так сказал, что отныне его стрый Тородд будет сидеть в Смолянске, а Вестим должен отправиться в Хольмгард. Он приказал совершить этот обмен еще нынешней зимой, и Вестиму предстояло первому отправиться на новое место. «Чтобы к моему возвращению, как назад в Киев пойду, вас в Смолянске уже не было», – сказал он Вестиму. Всего через две седмицы после отъезда Святослава на север туда же, вслед за ним, потянулся обоз из нескольких десятков саней. Вестим увозил свою вторую жену Соколину со всем выводком их детей от первых браков, пожитки, утварь, челядь, скотину, собственных отроков. Глядя с заборола, как обоз приближается по льду Днепра, Прияна невольно приложила руку к щеке. Совсем недавно у нее на глазах вот так же всем двором отбывали в дальние края Ута и Улеб с домочадцами. Что такое случилось? Что за вихрь подхватил почтенные, родовитые семейства и гонит, будто листья на ветру, прочь с насиженных мест?
Проехав за первый день полперехода, на ночь Вестим с дружиной остановились в Свинческе. В этот вечер все долго не ложились. Ведома за восемь лет сжилась с Соколиной: она принимала четверых детей молодой воеводши, провожала на тот свет ее первого мужа, Хакона, и никак не думала, что их разлучит воля киевского князя.
– Как же вы там жить будете – кругом все чужие, ни могилки, ни дыма родного! – вздыхала Ведома. Сама она прожила жизнь на окраине родового жальника и не понимала, как можно по-другому.
– Так у меня и здесь родного ничего нет! – отвечала Соколина, которая родилась в Киеве, а пожить успела и в Деревской земле, и в Смолянской. – В Ладоге, может, отцова родня какая осталась. От Хольмгарда туда пути дней пять, может, повидаемся когда.
– Да какая же это родня? – с сомнением отвечала Ведома, не верившая, что можно иметь родню в том месте, где никогда не был.
– Мистиша в Хольмгарде родился, мать его там умерла. Вот я и буду почти что в родных краях! – улыбнулась Соколина. – Ну а ты, княгиня? – Она села рядом с Прияной и взяла ее за руку. – Не решила тоже в дорогу тронуться? Поедет Святослав обратно в Киев – вот и тебе бы с ним.
Прияна молча покачала головой.
– Нет. Я как решила, так и исполню. Пока у него Горяна в женах, мне его женой не бывать. Ведь когда-то, – она взглянула в глаза Соколине, – когда-то давно Игнорь тоже другую жену привез, болгарыню. Я знаю, мне Ростислава рассказывала. Эльга не пожелала мужа с другой делить и в Вышгород жить уехала. Ингорь зимой в полюдье ходил – Эльга в это время Киевом правила. А как он возвращался – она в Вышгород назад уезжала. И так пока болгарыня… не пропала куда-то. Если Эльга могла, почему я не могу? Я родом не хуже ее, мне стыдно согнуться там, где она устояла!
Соколина ответила не сразу. Некоторое время она всматривалась Прияне в лицо своими внимательными глазами, будто примеряла, поместится ли в ее душе ответ.
– Да вот видишь ли, – сказала она наконец, – когда Эльга от мужа отдельно жила… у нее под рукой был мой брат, Мистиша Свенельдич. Оттого она и правила, оттого и болгарыню… избыли. С такой-то силой за спиной ничего не страшно. А у тебя-то есть ли кто-то вроде него?
Часть четвертая
По-гречески седьмой день назывался «кирьяки» – день Господа, день Христа. В этот день княгиня Эльга устраивала пиры для бедных.
Тем летом в Царьграде патриарх Полиевкт двенадцать недель наставлял ее в вере и немало говорил о нищелюбии.
– Сам Бог, – учил он, – первый вершитель всех дел благих и на пользу человеку идущих. Для кого создал Он землю, украсил светилами небо, благоустроил перемену времен, и теплоту солнечную, и охлаждающую природу льда? Для себя ли? Нет, ибо Бог не нуждается ни в чем. Он – невидимый земледелец, производящий для людей пищу. Он дает семя сеющему и воду из облаков. Он взращивает виноград и другой овощ, питает разного рода скот, чтобы имели мы пищу и одежду. Заботится он и об удрученных болезнью, научая пчелу производить мед и воск, побуждая травы и деревья давать сок, коренье, лист и прочее, имеющее лечебные свойства. Кто научил нас распознавать эти свойства? Кто создал искусство лекарей, дающее здоровье? Все это Бог. А значит, и мы должны столь же щедро одаривать нуждающихся, как щедро Бог одаривает нас всякий день нашей жизни.
