"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Муж, Теребень, от нее отрекся: медведь его первым заест, если отнимет облюбованную бабу. Обратно в родительскую весь ее тоже не приняли: от двух младших сестер после «сватовства медведя» отказались женихи. И беднягу стыря малого припомнили: не то род их чем обидел Хозяина, не то просто ему по нраву пришелся, но связываться с ним никто больше не хотел. Чтобы отдать дочерей замуж и не держать дома роду на позор, деду пришлось ездить в даль далекую, через три волости. А в Лебедичах с тех пор строго-настрого запрещалось ходить по ягоду замужним бабам.
Суровея нашла приют в Невидье – единственном месте, подходящем для таких, как она. Рана на голове зажила, на этом месте даже снова выросли волосы, но только совсем седые [361].
В Невидье и родилось ее дитя. По виду малец не отличался от обычных – ни шерсти на ногах, ни клыков во рту, ни медвежьих ушей, ни еще каких примет лесного рода на нем не было, и Толкун-Баба даже было усомнилась: верно ли медвежий сын? Нос точно как у Теребеньки! До семи лет мальчик оставался при матери, а потом его забрал к себе дед Лукома. Постепенно былая уверенность вернулась: Суровей Суровеич вырос крупным, сильным и угрюмым. Жить с людьми ему было не суждено, и он их почти не знал. Дед Лукома вырастил его, но с двенадцати лет при себе, с другими отроками, приходящими на выучку, не держал, а устроил ему берлогу в лесу. Дедовы ученики видели Суровея редко, но никто не возвращался в белый свет, не сразившись с ним. Отроки выходили на него втроем – только так у них и появлялась надежда его забороть. Иные из-за него лишний год, а то и два ходили без жениховского пояса – пока не одолеют. Говорили с обидой: такой удалой, чтоб сборол его в одиночку, не народится, пока медведь еще какую бабу в лес не уволочет.
Под серым платом седая прядь в волосах постаревшей Суровеи не была видна. Да пожалуй, отметила Карислава, у «медвежьей женки» сейчас вся голова седая, она ведь живет здесь, в Невидье, уже более двадцати лет. Карислава застала «медвежонка» еще при матери – его отправили к деду Лукоме на третьем году обучения Кариславы. Взрослым она его и не видела, только слышала рассказы хотимировских отроков.
Толкун-Баба не сказала ей, откуда у Яры возьмется «священное дитя». Но Карислава и сама понимала, на кого укажет Толкун-Баба как на лучшего посредника между миром людей и богов.
О том, что русы двинулись от Хотимирля вверх по Горине, дружина Коловея проведала два дня спустя. Не было среди деревских ратников такого хитреца, чтобы умел бегать серым волком и летать сизым соколом, поэтому оставленным близ Горины Лихарю с пятью парнями потребовалось время, чтобы вернуться к Припяти и пройти по ней немного выше – туда, где в лесном стане ждал их Коловей с остальными людьми. С воды видели две-три пустых, брошенных жителями веси – все попрятались от русов по лесам, за болотами.
Прежде чем устроить стан и выжидать, древляне долго и жарко спорили. Многие стояли за то, чтобы сейчас же объявиться перед Благожитом и предложить ему свои топоры. Объединившись с дреговичской ратью, можно было наголову разбить уступающих числом киян. Ни один рус не вернулся бы с Припяти и головы их вожаков висели бы на кольях городца и святилища. Это казалось так просто – решительный натиск, и нет его, Святослава киевского, нет и дружины его. Только и останутся в преданиях горькие плачи матери по сыну.
– Дурня и палкой не научишь, – сурово ответил Коловей, выслушав самых боевитых. – Князь наш, Маломир, напал на Игноря киевского и истребил с малой дружиной. Принесло это счастье земле Деревской? Вот то-то же. Тут не силой надо деять, а умом. Истребим мы Святослава – опять зимой Ольга со сродниками войско соберет, здесь все пожжет, людей уведет. Мы и Деревам не поможем, и Дрегву погубим. Только русы и станут сильнее.
– Как они сильнее станут – без князя-то? – не успокаивался Зазной.
– Да Ольга мужа возьмет из своих, из руси, вот и будет князь! Мало ли их там, змеев лютых!
– У Ингоря два родных брата остались, – напомнил Берест. – Мы все одного видели в Туровце, забыли? Рыжий такой… Окунь, что ли?
– Сам ты Окунь, чащоба! – поддразнил его Далята. – А брат Ингорев – Акун! Но Коловей дело говорит. Сделаем, как с Людомиром условились. Благожиту помогать не будем. Пусть справляется как знает, зато потом сам в руки пойдет. А то возомнит, будто Перуна за бороду схватил, и для нашего дела пользы от него будет с мышиный чих!
– Не грустите, отроки! – окликнул Коловей, когда люди с недовольным ворчанием стали расходиться. – Я ж не сказал, что Святослав домой живым воротится. Вы ж ловцы, знаете: всякому зверю своя пора.
Несколько дней древляне отдыхали, ловили рыбу, вялили на солнце, охотились и коптили мясо впрок, на ту пору, когда ратное дело не оставит времени на раздобытки. Рассматривали добычу из Перезванца: хазарские и греческие кафтаны, островерхие ушастые шапки, крытые узорным шелком, пояса с бронзовыми бляшками и литыми узорными пряжками. Все было старое, поношенное, со следами различных застольных и военных превратностей, но древлянам и эти вещи, помнившие Самкрай и пиры у тархана Элеазара, казались диковинами из Занебесья. Надев раздобытые шеломы и натянув с помощью друзей кольчуги, упражнялись, стараясь привыкнуть к тяжести и плохому обзору. По неопытности многие не захватили из Перезванца вместе со шлемами и подшлемники и теперь пытались приспособить их на шапки. Самое лучшее, новое и чистое Коловей отобрал и держал в отдельных мешках. Этим вещам отводилась важная часть в будущих замыслах.
С нетерпением ждали вестей: кто одолеет в схватке перед Хотимирлем? Святослав или Благожит? Снова спорили у костров, как дальше быть.
– Кто бы ни одолел, ему победа не задаром достанется, – убеждал Коловей. – У того и другого десятки полягут. А то и сотни. Благожит ослабнет – нам большим поклоном поклонится. А Святослав… коли и осилит… – боярин значительно прищуривался, – недолго ему веселиться.
И вот наконец прибыли вести. Лихарь и его люди додумались до простой, но полезной хитрости: явились в последний час к Путиславу и назвались Гостятиной чадью из Хотенова гнезда. Поди упомни всех Гостят и Хотенов на свете, и воевода не стал разбираться, что за парни. Вид бодрый, топоры хорошие – и слава чурам, встаньте вон туда.
– Ратились они в лесу! – рассказывал Лихарь, благодаря своей дерзости видевший все вблизи. – Сражения большого не было, как у нас на Размысловом, до Хотимирля Святослав не дошел. На одной засеке побились, на мосту их обстреляли, потом на броде схватились. С тем и отошли, ночью в них стрелы покидали, а с рассветом они в лодьи свои погрузились и по Горине вверх тронулись.
– По Горине! – Далята так и взвился. – Это значит, они хотят через Дерева идти!
Вокруг все заговорили и закричали разом. Многие вскочили, будто собирались бежать прямо сейчас. Посыпалась брань, угрозы.
– Мало те змеи по нашей земле погуляли!
– Чего не сгубили, теперь хотят сгубить!
– А мы тут сидеть будем, как лягухи в канаве!
– Не допустим!
– Пошли, боярин, за ними!
– Тихо! – рявкнул Коловей, подняв руку. – Мы и пойдем за ними. Теперь настал наш час.
Древляне примолкли и стали слушать.
– Коли пошли они на Горину, то в Киев у них два пути, – продолжал Коловей. – Сойти на Случь, а оттуда перебираться или на Уж, или на Тетерев. Вот там и надо их взять. Чтобы они на нашу землю и ногой не ступили и чтоб карачун им еще близ Дрегвы настал. Так мы и за кровь ближников своих отплатим, и Благожита крепче к рукам приберем.
– Так поспешать надо!
– Завтра на заре и снимемся. Ступайте челны осмотрите, чтобы у всех исправны были. Если завтра что – ждать никого не стану.
Когда люди разошлись готовиться, Лихарь свистнул и окликнул Береста с Далятой:
– Погодите, отроки.
Те двое подошли.
– Новость есть для вас. Что дадите?
– Могу в глаз, – предложил Далята.
