Сергей Алексеев - Мутанты
– Поздравляю с законным браком, – и протянул ему эти корочки. – Теперь воспитывай жинку как полноправный супруг.
Башка с похмелья еще соображала с опозданием, слова воспринимались, как эхо, поэтому сработал обыкновенный хватательный рефлекс. Депутат захлопнул дверцу и поехал в сопредельное государство, а Мыкола стоял со свидетельством о браке и чувствовал, как цепенеет мысль и спину лижет не знобкое дуновение – обжигающий студеный ветер леденящего предчувствия.
Он очнулся оттого, что Вовченко толкал его в грудь:
– Мыкола? Мыкола!
Тот наконец-то оторвал взгляд от книжицы, но реальность еще не воспринималась. А машины пана Кушнера в пределах видимости уже не было.
– Быстро меняемся местами! – торопил Шурка. – Пока никто не заметил! Ты чего это, брат? Иди на свою таможню, а я на свою!
Волков давно заметил необычное качество своего сознания: в самые критические, безвыходные моменты, когда уже небо чудится с овчинку, когда разум уже не в состоянии спасти положение и отчаянно пищит, словно придавленная мышь, комбинации созревают в мгновение ока. И тут произошло то же самое. Еще не понимая, зачем и что из этого получится, он обнял новообретенного брата и сказал прочувствованно:
– Как хорошо, что мы нашли друг друга!
А сам незаметно сунул свидетельство о браке в нагрудный карман возбужденного Вовченко.
– Хорошо, хорошо… – пробормотал тот, – разбегаемся! – И пошел на досмотровый пост.
А встав под флаг своего государства, он, хоть был похмельный и маловосприимчивый к окружающей среде, испытал странное чувство, будто вроде все то же кругом и одновременно – не то. На флаг посмотрит – российский триколор, и пограничные столбы с двуглавыми орлами на то же указывают, но оглядится – вроде как-то все не так, некое искривление пространства наблюдается, частичная утрата ориентации.
– Слышь, Мыкола, – позвал он, когда остались одни. – У тебя бывает такое, когда кажется, ты здесь – и тебя будто нет? Будто ты в другом месте?
– Бывает, – отозвался тот. – Это значит – похмелиться треба.
– Нельзя, – строго заметил Шурка. – С утра начальство шастает.
– То-то и оно… Сейчас бы хоть тарелку горячего украинского борща…
– Лучше бы щей, из телячьей грудинки, – патриотично сказал Вовченко.
– Послушал бы ночью меня, – проворчал Волков, – сегодня бы уже здесь не стояли… Мутант на свободе гуляет. Ходячий миллион…
В это время на подступах к таможне показалась узнаваемая фигура Тамары Кожедуб. Только шла она почему-то с Украины, в цивильном платье, однако же с сумкой, в которой приносила Волкову завтрак. Мыкола в тот же час нырнул под свод, заскочил на лестницу башни и, заперев за собой дверь, стал наблюдать в оперативный глазок.
Вовченко узрел Тамару с некоторым опозданием, когда она уже миновала шлагбаум, поэтому его побег был замечен и ознаменован грозным окриком:
– Куда? Назад!
Однако железная дверь его лестницы уже громыхнула, и брякнула тяжелая, осадная задвижка: таможенный храм строили с учетом террористических времен, так что все, вплоть до вооруженного прорыва бандформирований, предусмотрели. Штурмовать крепостную башню с ходу Тамара не стала, а попробовала наладить переговоры.
– Мыкола, отопри по-хорошему, – сказала она. – Согласись, оба погорячились, но теперь уже поздно… Теперь мы законные муж и жена.
Шурка не подавал ни звука. Страх перед этой женщиной, забитый в подсознание, тут снова вывернулся и на какое-то время лишил рассудка.
Тамара постучала стуком, который был известен в обоих государствах и которого как огня боялись все разномастные неплательщики.
– Открывай, Мыкола ! Ты же сам виноват. Кто перед голой Любкой Когут на коленях стоял? Я тебе в отместку тоже разделась. Что теперь старое вспоминать, Волков? Кстати, теперь я тоже Волкова. А что, фамилия твоя мне всегда нравилась.
– Я не Волков, – сдавленно проговорил Шурка. – Я Вовченко!
– Будет дурака валять, Николай Семенович. Добром прошу, впусти жену.
– Вы мне не жена, Тамара Шалвовна!
– То есть как не жена, Мыкола? – У нее еще хватало терпения. – Тебе ведь принесли свидетельство о браке.
– Ничего мне не приносили!
– Как же не приносили, Мыкола? Я за это свидетельство всю ночь заместо приманки вокруг села ходила. На меня мутанта ловили, как на живца! Столько всего вытерпела! И между прочим, не спала, а утром тебе борщ варила. Чтоб тебя ублажить, законного мужа. Нас сразу в двух загсах зарегистрировали!
– Я с вами не регистрировался!
– Не упрямься, дорогой. Сильва одно свидетельство тебе вручил и поздравил, а одно мне. Сильвестр Маркович… Я даже готова теперь быть под твоей властью, Мыкола. Как скажешь, так и будет. Это я незаконная строптивой была, а сейчас сразу стала покорная.
Вовченко зашуршал по лестнице, правда, было не понять – вверх или вниз. Но эти звуки вдохновили Тамару.
– Я тебе завтрак принесла, борща горяченького, со свиной грудинкой, – принялась она соблазнять приятным, обволакивающим голосом. – И четвертинку… Ты ведь оголодал за эти дни без меня. Ну, отпирай скорее, милый! Не бойся, на службе приставать не буду. Мужней жене несолидно.
Она приникла ухом к двери и прислушалась, но Шурка затаился. И тогда Тамара постучала окованным, как копыто у лошади, каблуком.
– Считаю до трех! – громыхнуло под сводом башни. – Не откроешь – разнесу тут все! Всю вашу таможню с землей сровняю! Ты меня знаешь, Мыкола!
– Я не Мыкола! – в отчаянии крикнул Вовченко. – Ну что вы, Тамара Шалвовна ? Во второй раз путаете меня. Я Шурка, Александр Вовченко!
– Ну, все, Волков! – Тамара поставила сумку. – Я тебя предупреждала!
И ухватившись за стальную ручку, стала рвать с такой силой, что дрожь, а потом и сотрясение побежали по всему таможенному храму. Мирно спавший доселе Семен Волков проснулся от заметного колебания, выглянул в часовой проем и метнулся к лестнице.
– Что, началось? – с любопытством спросил он. – А я вам говорил – рухнет!
Но и на сей раз башня устояла, ибо строили турки, а они умели возводить подобные сооружения и цемент не воровали. Однако вмурованная, закрепленная штырями дверь расшаталась и вылетела из проема. Привыкшая всюду вламываться, судебный пристав оттащила ее в сторону, подхватила сумку и преспокойно пошла по лестнице. Вовченко отступал, пока не оказался на смотровой площадке, откуда путь был единственным – по воздуху. И это обстоятельство несколько привело его в чувство. Тамару он встретил уже без прежнего страха, как начинающий фаталист, догадавшийся, что от судьбы не уйдешь.
А она поднялась в святилище и вдруг устало повалилась на диван:
– Измучил ты меня, Волков…
