"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Делить будем состязанием! – объявил Святослав на первом пиру по возвращении.
В гриднице взметнулся всплеск радостных криков: кроме прибытка, еще ведь и забава нужна.
Всю седмицу, пока праздновали приход весны, на пустыре возде дружинных домов устраивали состязания. Народ со всего Киева и окрестностей сходился смотреть. Приводили и ставили на сколоченный помост по три отрока и три девы; победитель имел право выбрать кого-то одного. Ради выигрыша стреляли в цель, метали сулицы, скакали верхом наперегонки, бились на учебном деревянном оружии.
Лют Свенельдич поначалу приходил лишь посмотреть. Этой весной он был в стольном городе знаменит, как мало кто другой. Его стремительное восхождение – от сына челядинки к боярину с золоченым мечом на боку – напоминало сказания о витязях с руками по локоть в золоте, ногами по колено в серебре. Что ни день его звали в гости. «Да ты меня затмишь скоро!» – говорил ему Мистина, но непохоже было, что воеводу это огорчает.
Хотя кормиться в гостях у Люта не было никакой надобности: Мистина отдал ему старую отцову избу на дворе, последние десять лет служившую для приема именитых гостей, и там водворилась Перемилова дочь из Веленежа. Единственную у родителя, ее звали именем отца – Перемила. Как жена-пленница, она хозяйкой не считалась и ключей не носила, а поступила под начало Уты. Боярыня была очень довольна ее кротким нравом и трудолюбием, и они поладили с первого дня. К Медвежьему дню Перемила уже оказалась «тяжелой»; узнав об этом, Лют хмыкнул, а Мистина с размаху прижал ладонь ко лбу, словно в потрясении, чем удивил собственную жену. Чего мудреного?
Как уже получивший свою долю, Лют в состязаниях первых дней не участвовал. Лишь на пятый день, взглянув на помост, куда вывели сегодняшние «награды», он оживился и стал проталкиваться вперед.
Она стояла с левого краю – в чистой белой свитке, туго перетянутой тканым поясом, в полосатой плахте, с длинной русой косой. Лицо ее было немного замкнутым, но спокойным. За два месяца деревские пленники отдохнули от войны и дороги, кое-кто даже поправился. Иные из заложниц еще плакали, жалуясь на разлуку с домом, но многие успели прижиться и повеселеть. Быть женой киевского гридя, пусть и не «водимой», все же не так плохо – пять гривен серебра в год, доля в добыче, честь, радость жить в большом городе, где столько всего забавного. Соседка бойко поглядывала по сторонам, будто подзуживала молодых гридей попытать удачи. Но большинство охотников смотрели на Ветляну. Широко расставленные голубые глаза, заостренный подбородок, высокие брови дугой – она казалась непохожей на других, как дева из сказаний, своеобразие этого лица цепляло взгляд и не отпускало.
– Нынче княгиня такую награду назначила! – объявил Эльгин тиун, показывая на помост. – Три отрока, три девки, кто одолеет – выбирай, которая приглянется. Кто желает?
На свободное пространство перед помостом из толпы стали выбираться люди – человек десять или более. Лют снял с плеча перевязь, отдал меч оружничему и тоже вышел. Стал расстегивать кафтан.
– А ты куда? – вышедшие не обрадовались такому сопернику. – Ты свое уж получил!
– Я свое за другое дело получил. От князя. А это – от княгини. Моей удачи на две награды хватит.
Тиун взглянул на Эльгу, сидевшую на резном стольце на краю помоста – княгиня улыбнулась и кивнула. После всего случившегося она благоволила к Свенельдичу-младшему так, как если бы он был собственным ее сыном.
Лют широко улыбнулся ей в благодарность, поклонился и поцеловал витое золотое колечко на мизинце.
Для таких забав использовали вырезанные из дуба мечи – по величине как настоящие, а деревянные их лезвия обильно мазали сажей, чтобы не разводить споров: попал, не попал? Всего желающих сразиться за награду набралось с два десятка – из разных сотен, вышгородских и витичевских. Даже Молята, Войнилин сын, увидев в кругу Люта, тоже стал проталкиваться к площадке.
Встали в круг – кто в простой свите, кто даже в одной сорочке, и только Избой, кудрявый щеголь с тонкими губами и вечной насмешкой на лице, остался в дорогом кафтане с шелковой отделкой – дескать, плевать. Все здесь друг друга знали и предвидели, кто на что способен, но при разрешенных ударах сзади исход схватки угадать было нельзя. Опираясь на поставленные наземь щиты, посматривали друг на друга искоса, с вызовом, перебрасывались насмешками.
– Паробки, а вы откуда? Из какой чащобы вылезли?
– Ты-то здесь чего, отроче? Вали домой к батьке, небось пора репу пасти, пашню ловить, яйца стричь…
– Свои постриги!
– Кто твоя родня и где ты сражался?
Зрители веселились, слушая обязательную перебранку перед началом схватки. Даже пленницы улыбнулись насмешливым речам гридей, которым никогда в жизни не приходилось заниматься обычным трудом весняков.
– Эко вас сколько собралось! – удивился Асмунд, руководивший игрищем. – Что у вас там за зори-зареницы? Костинтиновых дочерей, что ли, вывели?
Он взглянул на помост, но царевен греческих там не увидел. А половина вышедших и сами не знали, чего такого особенного в предложенной награде: уж видно, что-то есть, коли Лют Свенельдич, и без того награжденный, прельстился!
– Порядок простой! – объявил Асмунд. – Деретесь все против всех. Можно нападать сзади, можно по одному или вместе, вдвоем на одного – как пожелается. Все лягут, один останется – тот и победил.
Гриди с этими правилами знакомы были давно: примерно в таких схватках их обучали с детства.
Лют заметил, что стоявший справа Гордина – из сотни Енаря Шило – косится на него с явным вызовом. Гордина носил прозвище Печенег, а еще Вошеед – его мать была печенежкой, от нее он унаследовал жесткие черные волосы и невысокий рост. Однако бойцом он был сильным и опытным; связавшись с ним, Лют неизбежно потерял бы много времени, а этого он не хотел. Поэтому, когда Асмунд взмахнул сулицей и крикнул: «Начали!», Лют метнулся в другой конец поля.
По первому же знаку площадка наполнилась грохотом: дубовые мечи разом обрушились на дерево щитов. Заорали зрители. Пролетев через поле, по дуге, Лют походя рубанул кого-то, но из неудобного положения – справа налево, и тот легко отмахнулся. Краем глаза отметил, что Молята следует его примеру и тоже бежит по дуге, только в другую сторону. Заметил… и тут же налетел на Бернаву из сотни Трюггве – здоровенный, полный, рыжий, тот вот только что срубил одного противника и развернулся, выискивая новую жертву.
Распятнай тя… Встреча явно неудачная. Тяжелым мечом Бернава размахивал, будто хворостиной. Был он лет на десять старше Люта, и выпученные серые глаза его смотрели на юного соперника, будто хотели проглотить живьем.
Проглотил один такой! Не сбавляя шага, Лют нырнул под удар, колобком прокатился по земле и вскочил у Бернавы за спиной. А на того тем временемем наткнулся Избой – и застрял. Вот и отлично, эти двое друг друга займут надолго.
Прямо перед Лютом рубились Репьяк из Тормаровой сотни и Асбьёрн, за которым так и закрепилось прозвище Недорезанный. Мимоходом Лют рубанул Репьяка по бедру, вынудив сесть; Асбьёрн, оставшись без противника, не стал хлопать глазами, а сразу накинулся на Люта. Щит скрипнул под сильным ударом; Лют ответил, метя в голову, поддернул ногу, уходя от удара. Рубанул сверху вниз, тут же шагнул под встречный удар – толкнул Асбьёрна плоскостью щита и сам рубанул под колено. И попал. Асбьёрн сел на землю, потирая ушибленное место с черным пятном сажи. Что-то злобно бормотал, но слушать было некогда. Эта игра – не поединок, где можно долго кружить друг перед другом, вымеряя каждый шажок. Здесь все надо делать быстро.
На Люта уже опять надвигался Бернава – ухмылка во всю рожу. Этот жен себе не искал – ему лишь бы подраться, выведи хоть козу хромую. Связываться с ним Лют не хотел и попытался проскочить мимо, но Бернава явно решил его не упустить – пнул в щит, едва не выбив из руки, и одновременно обрушил меч на голову. Лют едва успел подставить свой, сливая удар. Под целым градом выпадов, прикрываясь трещащим щитом, Лют отступал к краю поля. За спиной дико орали зрители. Лют уже не знал, как быть – увернуться некуда, а противостоять здоровому, как медведь, Бернаве он не мог.
