"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Детей моих ты боишься? – Малуша выразительно стиснула руки перед грудью и посмотрела на него почти с сожалением. – Их на свете еще нет, а ты, удалой молодец, стольких земель победитель, боишься их!
– Это их сейчас на свете нет. А народятся – не успеешь оглянуться, как чуть что… А ты, подруга, сыскала себе жениха! Он же Хельги Красного сын! Он сам – внук Вещего! Я не рехнулся, чтобы своими руками кому в руки меч на меня самого вложить!
– И что же, – Малуша, ничего уже не боясь, склонила голову к плечу, – на всем свете нет таких, за кого мне выйти, чтобы князь киевский спокоен был?
Бояться было поздно, она уже наговорила… Да пусть он хоть в поруб ее бросит, пусть велит жидинам продать – лучше за морем сгинуть, чем всю жизнь помнить свое унижение. Пусть ее принижают сильные – она свое достоинство не забудет до самой смерти.
– Да где я такого возьму, – проворчал Святослав, – чтобы ему верить… как себе? Улебу верил – и он предал.
– Тогда одно остается, – Малуша светло и ласково улыбнулась, но чувствовала себя так, будто улыбается с ножом у горла, – возьми меня сам за себя. Будут мои дети – твоими детьми, не придется тебе опасаться их? Или я, Вещего родная правнучка, из Киева, Сварожьего рода, тебе нехороша?
Святослав в изумлении смотрел на нее, не веря тому, что услышал. Малуша и сама удивилась, что сказала это. Она не ждала согласия – кто он и кто она, какая из нее жена для него? Хотела лишь насладиться видом его растерянности – посмотреть, как он будет чувствовать себя дурнем и не находить ответа. Или брякнет глупость какую-нибудь и сам устыдится.
Но Святослав молчал, не в силах придумать ответа. Мысль взять в жены эту мышь с ключами казалась нелепой, но он не мог себе уяснить, а почему? Он привык смотреть на пленницу Деревской войны, как на малое дитя – но с тех пор, как она здесь появилась, прошло десять лет. На ней хотел жениться Етон, хотел Торлейв… да и чем она не невеста? Она уже в самой поре – моложе выходят замуж. Хороша собой. И родом выше, чем обе его другие жены. Только ключи…
Но ключи как привязали, так и отвязать можно. Конечно, ее дети навсегда останутся детьми рабыни для любого, у кого будет охота их принизить. Но у него уже есть два сына – от водимых жен, княгинь. Для киевского стола хватит.
Малуша увидела, как его взгляд изменился. Из удивленного он стал… предвкушающим.
– Ты хочешь за меня выйти? – спросил Святослав, и Малуша с изумлением уловила, что это «хочешь» он произнес безо всякой издевки, как будто и впрямь пытался убедиться в ее согласии. – А то сестрой твоей мать до сих пор меня все попрекает.
– Сестро… ты про Горяну! – сообразила Малуша. – Она мне вуйка.
– Обое рябое. Не будешь потом плакаться, что-де я тебя силой взял, принудил, обидел сироту горькую?
– Я не… – «Я не сирота», собралась сказать Малуша, но чутье удержало ее от упоминания этого опасного в ее положении обстоятельства. – Не буду попрекать.
Душу медленно, но уверенно заливал горячий свет ликованья. Свершилось чудо, о котором она столько молила. Святослав был согласен. Он готов взять ее в жены… освободить от ключей, вывести из рабства, посадить рядом с собой… Мысленно Малуша в один миг вознеслась от земли в самое небо и на весь мир смотрела с облаков, одетая золотом солнца. Не Етон, не Торлейв, а тот же, кто обратил ее в рабство, даст ей свободу и честь. Князь киевский, самый могущественный человек из всех, кого она знала. Все будет, как она мечтала. Слишком привыкшая к трудностям и разочарованиям, Малуша сама себе не верила. У нее отняли серебряный перстенек, зато гривна золотая сама на шею упала. Она будет женой князя… Святослава…
На крыльце раздались шаги, дверь открылась, вошла сначала Инча, потом княгиня. Эльга остановилась, не давая зайти еще кому-то из служанок – так удивило ее это странное зрелище. На скамье сидел Святослав, перед ним стояла Малуша, и они, судя по лицам, о чем-то говорили между собой! О чем-то… важном? Эльга, быстрее сына соображавшая в этих делах, тут же догадалась, с чего все началось: Малуша наверняка решила воспользоваться случаем и самой выпросить у князя разрешение на свадьбу.
Но чем окончилась эта беседа, княгиня никак не могла предвидеть.
Святослав встал и пошел навстречу матери. Пока он целовал Эльгу, Малуша стояла, потупив глаза, смущенная тем, что сейчас будет.
Ее успела кольнуть мысль: а что, если он пошутил? Хотел над ней посмеяться?
Но погрузиться в эту тревогу она не успела. Святослав, человек прямой, откладывать объяснений не видел нужды.
– Вот, мать, – обнимая Эльгу за плечи, он повернул ее к Малуше. – Обрадую тебя.
– Да ну? – улыбнулась Эльга.
Неужели Господь милосердный чудо для Малуши сотворил – девушка убедила Святослава, уговорила, склонила сурового властителя на свою сторону? И он разрешил…
– Ты хотела, чтобы эта дева замуж вышла? Ну, так и будет. Только я сам ее за себя возьму.
– Что? – Эльга отстранилась и нахмурилась, думая, что недослышала.
– Я в жены ее беру. И всем будет хорошо: дева даром не пропадет, пустой не засохнет, и сыны ее моим ничем грозить не будут, потому что и будут моими.
– Ты… не шутишь? – Эльга никак не могла в это поверить.
– Нет. И то правда – чего деву томить? Она вон какая – самая пора. И деды ее все… Пусть мои дети тоже прямые потомки Вещего будут.
Опираясь на его руку, Эльга подошла к скамье и села, даже не сняв кафтан. Малуша по привычке посмотрела на ее ноги в красных черевьях, но не сдвинулась с места. Больше это не ее забота. Она уже не рабыня, она почти жена князя. Теперь черевьи с княгини будет снимать кто-то другой. Не она!
Эльга сидела, сложив руки на коленях, и молча смотрела на этих двоих. Вдруг заметила, что они отчасти похожи: высокие скулы, немного вздернутые носы. Каждый из них имел значительную часть норманнской крови, но лицом уродился в славянских бабок. И это сходство делало мысль об их браке еще более дикой.
– Святша… – чуть погодя слабым голосом, будто больная, выговорила Эльга. – Блуд тебя взял. Куда тебе на ней жениться?
– А чего же нет-то? Пестрянычу можно, а мне нельзя?
С восторгом Малуша увидела, что Святослав, от природы стремительный и упрямый, уже принял решение, утвердился в нем и готов за него биться, как бился за все, чего ему хотелось. Теперь вся его мощь была на ее стороне.
– Ты же сама хотела, чтобы она замуж вышла. А где ей взять жениха лучше меня?
– Ты уже женат. На ее вуйке. Горяна – сестра ее матери.
– Ну и что? Была бы ей самой сестра – так оно, по обычаю дедовскому, и лучше. Где одна жена берется, там и другая. Спокону так водилось!
– По закону христианскому нельзя в одном роду двух жен брать. А ты в роду Олеговом одну уже взял.
«Я того не хотела, ты сам захотел!» – мелькнуло у Эльги в мыслях, но она не стала говорить этого вслух.
– А мне что с закона христианского? – Святослав начал досадовать. – Плевать я хотел…
– Но они обе, – Эльга поспешно перебила его, голос ее окреп, и она указала на Малушу, – и Малка, и Горяна – они обе христианки! Ты не можешь так оскорбить… ввести их обеих в тяжкий грех! И без того Горяна сколько горя видела… и Малка, она так молода, а ты ее душу загубить хочешь!
– Да йотунов ты свет! – Святослав выбранился, не стесняясь матери, и в ярости хлопнул себя по бедру. – Опять тебе не так! Чего я ни скажу, все не по-твоему! Да будь проклят ваш Христос, и все ваши греки и немцы, и черти лысые, жаба им в рот! Чтоб им всем белого дня не видеть! В пень повырублю всех ваших папасов, заставлю рылом хрен копать! И жена, и мать – ни с кем сладу нет, закрути их в былинку! Я знать не хочу, чего там ваши греки велят. Мой отец, – он уколол Эльгу вызывающим взглядом, будто голубым копьем ударил, – двух сестер в женах держал.
Эльга не ответила, онемев. Он имел в виду ее саму и Уту, ее сестру, которая, еще до замужества их обеих, недолгое время была Ингваровой хотью. От этой связи родился Улеб, сын Ингвара, из-за чего двадцать лет спустя и случился страшный раздор внутри рода.
