"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– И стало быть, он создал три новые епархии для датчан?
– Именно так.
– И если Адальдаг имеет право ставить новых епископов…
– Я думаю, их у него найдется сколько угодно, если кто-то попросит его об этом, – улыбнулся Бергрен, с дружелюбной проницательностью глядя на княгиню. – В стране вендов уже во множество возведены церкви и монастыри для мужчин и женщин, из восемнадцати их областей лишь три еще не обращены в христианство. Это было в те времена, когда вендами правили государи Мстислав, Наккон и Сиггтрюгг.
Эльга взглянула на Мистину: надо думать, в честь упомянутого Мстислава из рода ободритских князей он и получил свое имя. А Сигтрюгг – это, несомненно, конунг Хейтабы из ютландских Инглингов, давно покойный отец Рагнвальда.
Княгине запомнился этот разговор. К тому же путь на запад был проложен ее злополучным предшественником по крещению Руси – каганом Аскольдом. Повесть об Аскольдовом крещении русов ей много лет назад передал царевич Боян – еще пока они находились в доброй дружбе. В Греческом царстве по се поры хорошо помнили поход Аскольда под стены Царьграда и набег на богатый понтийский город Амастриду. Он вошел даже в предания о святых мужах, а ведь тому миновало ровно сто лет! Восемнадцать лет назад Мистина со своим войском не дошел до этой самой Амастриды всего какой-то переход: после Аскольда там подновили стены и усилили засаду [495], и ослабленному трехмесячной войной русскому войску эта крепость была не по зубам. Предания путались в том, кто искал мира: русы ли посылали послов к цесарю Михаилу или сами греки искали дружбы русов, по своему обычаю пытаясь купить их миролюбие богатыми дарами и путем крещения укротить их воинственность. Аскольд со своей дружиной согласился креститься, но тогдашний патриарх, мудрец и упрямец Фотий, прислал на Русь простого епископа. Решил, как это свойственно надменным ромеям, что Аскольд хочет мира и готов принять вид покорного подданного. А ведь Фотия хотя бы опыт мог научить: за несколько лет до того хан Борис, первый христианин среди болгарских владык, не добившись права для своей церкви на самостоятельность, изгнал греческих папасов и позвал вместо них священников от римского папы Николая. Но Фотий отчего-то решил, что русов ему будет легче укротить, чем болгар. В те же годы Василий, дед нынешнего Константина августа, убил цесаря Михаила и занял его трон. Горячо желая мира с русами, он смирил надменность церковных властей, и новый патриарх, Игнатий, послал на Русь архиепископа-чудотворца.
Однако не снаряжать же новое войско в Греческое царство, чтобы силой добыть себе архиепископа! Не ловить же в чужих краях священнослужителей, как ловят красных девок для собственных надобностей и для продажи!
Эльге оставалось одно: сделать то, что уже делали окрещенные архонты до нее. Если Адальдаг из Гамбурга поставляет епископов на земли вендов, то есть тех славян, что живут близ Северных стран, то отчего же не прислать и сюда?
В эти дни Эльге было так трудно, что порой хотелось сжать голову руками, чтобы привести в порядок расползающиеся мысли. Провал переговоров – вторых переговоров подряд, после тех, что она вела два лета назад в самом Царьграде, – приводил ее в состояние гнева и досады.
– Эти люди так много говорят о любви Господней, восхваляют апостолов и святых мужей, что учили вере разбойников в лесах и диких зверей в пустынях, а сами так скупы на благодать, будто у себя самих отнимают! – возмущалась она перед Мистиной и домашними. – Они согласны спасти наши души только в обмен на полную покорность во всех отнюдь не духовных делах.
– А зачем им спасать души своих врагов? – усмехался Мистина. – Только в обмен на покорность. Я бы и сам так делал. Не угодил отцу духовному – пошел против бога. Запоминай, как это делается. Если удастся склонить к крещению всю русскую и славянскую знать, это же самое оружие будет в наших руках.
– Они осуждают наши обычаи брать с собой на тот свет жен и рабов, – продолжала Эльга, едва его слушая. – А сами желают, чтобы целые земли и народы шли в царствие небесное за ними, как их покорные рабы!
– Ты не жалеешь? – мягко спросил Мистина.
Он понимал стремление Эльги строить державу по примеру тех, где владыка богатеет за счет мирного управления своими землями, а не ежегодных походов за добычей. Того же хотели многие знатные русы, пустившие корни на землях славян, и родовая славянская знать. Но на этом пути ждали иные сражения – за достойное место среди христианских престолов.
Эльга села и перевела дух.
– Нет, – ответила она, помолчав. – У меня нет в посмертии иного пути… ты знаешь.
В словах ее звучало и напоминание, и невольный оттенок обвинения. Мистина низко склонил голову. Весь его вид выражал признание своей вины, не лишенное, однако, некой гордости за содеянное. Потом он шагнул к Эльге, встал на колени перед ней и обхватил ее бедра.
– Я ни о чем не жалею! – Он улыбнулся, глядя на нее снизу вверх. – Я сделал бы это снова… пусть там было бы три медведя… три десятка… змей с тремя головами!
Эльга попыталась оттолкнуть его – на них смотрели обе дочери Мистины, Величана, Малуша, Браня и две челядинки, замершие при виде такого чудного действа.
– А ты? – настойчиво спросил Мистина, не двинувшись с места.
Эльга опустила руки ему на плечи. Иной раз она и сама думала: что было бы, если бы она тогда, двадцать с лишним лет назад, смирилась и осталась в лесу? Как смирилась в свое время ее бабка Годонега и многие другие до нее. Не оскорбила бы чуров убийством волхва – хранителя рода, родила бы «медвежьего сына»… Потом вышла бы за Дивислава ловацкого… принесла ему семерых детей и спокойно ждала «ухода к дедам», зная, что в их звездных домах и для нее найдется местечко, пока не придет пора возвращаться… Жила бы, как все… Не знала бы Ингвара, Киева, не видала Царьграда… Все бури двух десятилетий миновали бы ее…
Своеволием она загубила себе посмертие на дереве рода, возможность возродиться в потомстве. Не осознавая этого, она тогда, в пятнадцать лет, уже чувствовала: она достойна большего и добьется большего. Она пожертвовала будущими рождениями, чтобы в этом, единственном, добраться до Золотого царства на земле, предстать перед зеленым порфировым троном властелина мира, увидеть золотых львов, что вставали на лапы и рычали, как живые, золотых птиц на дереве, что пели, как настоящие. Но тот Большой триклин с Соломоновым троном – только преддверие Царствия Небесного, к которому она идет в этом, единственном воплощении. И не нужно других.
Стоит ли жалеть о том, что в то далекое лето, двадцать три года назад, в юной жажде счастья она решилась бежать из родных краев, доверилась совсем чужому ей красивому, рослому парню с самоуверенной ухмылкой и дерзким взглядом?
Глядя в лицо зрелого мужа, с первыми морщинами и старыми шрамами, она с трудом вспоминала того парня, чье гладкое лицо в двадцать лет еще дышало юной свежестью. А может, Мистина и был ее судьбой? Поэтому она поверила ему вопреки обычаю и рассудку? Хотя осознала, что ее влечет к нему, как к мужчине, лишь несколько лет спустя.
– Нет. – Она тихо покачала головой. – Я не жалею.
– Ты сделала бы это снова? – настойчиво спросил Мистина.
Эльга вздохнула. Сейчас, с высоты прожитых лет, совершенное тогда ужасало ее куда сильнее, чем ту пятнадцатилетнюю девчонку, которой она была.
– Не знаю, но… ты ведь опять сделал бы этот выбор за меня, да?
Мистина не ответил вслух, лишь кивнул, прикрыв на миг глаза. И как в юные годы, Эльга ощущала блаженство от того, что видит его столь знакомые черты – острые скулы с тонким белым шрамом слева, ровные русые брови, тонкие морщинки близ глубоко посаженных серых глаз, улыбку, такую же светлую и влекущую, как двадцать лет назад. Да, это был меч без рукояти, имеющий собственную волю, но на его преданность и решимость она могла положиться всегда.
Порвав с чурами, ей пришлось искать иной путь – принять указанный Христом, смыть крещением всю прошлую жизнь и направить возрожденную душу в Царствие Небесное. Но раз уж она на него вступила, остается идти по нему до конца. Стойко принимать плоды собственных решений, что приносило славу еще витязям из древних северных преданий.
