"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Как ты? – быстро спросил Лют. – Все хорошо?
– Я видела твоего брата! – шепнула Величана. – Я сразу его узнала, вы так похожи!
– И что? Что он тебе сказал?
– Сказал… – В смятении Величана уже не помнила, о чем они говорили. – Поцеловал меня…
На лице Люта отчетливо отразилось облегчение. Поцелуй его старшего брата, как догадалась Величана, значил больше, чем просто хозяйский привет гостье.
– Слава богам! С тобой все будет хорошо. – Сам наконец избавившись от тревоги, Лют улыбнулся ей, и Величана невольно заулыбалась в ответ.
От восхищения красотой его улыбки Величана забывала обо всем. Лют не знал заранее, как его брат расценит всю эту повесть. Но если Величана ему понравилась и он примет их сторону, возвращения к Етону ей можно не бояться.
Оставшись с Мистиной вдвоем, Эльга выпила воды и села на скамью. Воевода встал перед ней. Несколько дней перед этим Эльга столько думала о гостье из Плеснеска – но теперь все ее мысли занимала Малуша, так часто мелькавшая перед глазами и привычная, как эти вот красные туфли царьградской работы, которые Эльга носила дома.
– Вот зачем к нему приходил Володислав! – без предисловий начал Мистина. – Олег знал, что ты не отдашь Браню Етону. Он сватал ее, чтобы потом попросить Малушу. И рассчитывал, что тебе неловко будет отказать второй раз подряд. Что эта овечка в твоих глазах подешевле первой и ее ты отдашь, чтобы хоть что-нибудь дать.
– Ну да, – Эльга оценила верность этого замысла. – Свои же бояре не поймут, с чего я такая упрямая. Но даже если б не о Малуше речь… Нужен ли нам Етон в родне? Вон, Олег говорит, в Плеснеске все истинно верят, что он – тот самый. Но я… не могу поверить, – Эльга помотала головой. – Зря я деву отослала. Надо было расспросить ее.
– Успеется. Ты вот о чем подумай. Олег ведь правду сказал: под разговор о Плеснеске у греков архиепископа просить можно.
– Мы не каганы. Да и Аскольда лишь своя дружина так величала, а Михаил август и Фотий-патриарх его не признавали, потому и дали епископа. А он его прогнал и к немцам за иереями послал. Тогда уже Василий испугался, что уйдет каганат русов из рук, и архиепископа отправил.
– У нас под рукой и так всякого княжья и великого боярства – не перечесть. Сама помнишь, послов столько в Царьград возили – на хорошую лодью гребцами хватит посадить. Плеснеск нам много чести не прибавит, хотя гнездо там древнее, знатное… Недаром Вещий эту сагу со своим проклятьем Етону затеял. Знал: рано или поздно его внукам путь на Мораву понадобится. И раз уж греки здесь – пусть видят, как наши земли ширятся и сила возрастает. Проси архиепископа у Константина. Аскольд каганом звался – а меньше нашего земли имел.
– Но ты же не хочешь… – Эльга встала со скамьи и шагнула к нему, – чтобы я вбыль отдала мою дочь за Етона, живой он или мертвый!
– Тихо! – ласково сказал Мистина и поднял руки, будто готовясь ее поймать. – Не шуми. Браню он не получит.
– Он и Малушу не получит, – отрезала Эльга. – Я не сошла с ума – отдать Етону наследницу пяти княжьих родов! Особенно когда ее отец оказался жив! Сделайся Етон зятем Володислава – они и Олега из Деревской земли погонят! Только мне с ними забот не хватало!
– Истинно. – Мистина кивнул. – Но грекам не нужно знать, что мы не намерены с ними родниться. Говори им, что склоняешься принять сватовство. Пусть не думают, что эта война может затянуться. И видят, что по своей силе мы должны получить архиепископа.
Эльга снова села и подумала немного.
– Да, – вздохнула она. – Так я и скажу. Но только… – она помолчала, – что же с Малушей-то делать? Девка выросла. К ней сватаются. При таком родстве у нее женихи найдутся, пусть она сейчас и раба… Не вечно ж мне ее так держать… Может, выдать и впрямь за кого-нибудь… не слишком родовитого… как Предславу…
– Нет, – прервал ее Мистина.
Эльга подняла глаза, по голосу его угадывая, что у него есть обдуманное решение.
– Не выдать ее надо, а продать.
– Продать? – растерянно повторила княгиня.
– Да. Жидинам. Пусть везут в Самкрай или Итиль и там сарацинам продают. Она еще молода и, должно быть, девка целая, там ее купят на вес серебра один к одному и за Гурганское море увезут. А там уж пусть ее берет кто хочет. Там до ее рода никому дела нет, никто ее там не отыщет. А дети проданной матери никому не опасны.
– В былые времена конунги женились на проданных знатных женщинах.
– Это не делало чести ни им, ни их детям. Сколько их погибло из-за попреков рабским родом.
Эльга помолчала, раздумывая. Мистина прав, это верный способ навсегда избавиться от Малуши и обезопасить свой род от ее потомства. Но все же…
– Да нет, что ты! – опомнившись, Эльга всплеснула руками. – Христиан и хазары не продают! Христовы люди своих из полона выкупают, а ты хочешь, чтобы я свою же внучку, девку со своего двора, с Олеговой кровью – за Гурганское море продала! Такой грех мне не простится!
– Тьфу! – Мистина в досаде тряхнул головой. – Про грехи ты с Ригором совет держи. А я тебе дело говорю. Она – пяти княжьих родов наследница! У нее прав на все это, – он обвел рукой вокруг себя, имея в виду неоглядную Русскую державу, – больше, чем у тебя, у Святши, у Предславы и ее отца… Как у вас всех вместе! И пока она здесь, на нее охотники найдутся! Зачем Святше такая золь? Всю жизнь об этом думать и с ее мужем и детьми за Русь воевать! Ты сыну своему добра желаешь? Или греха больше боишься?
Эльга подавила вздох, не находя ответа. Она знала, что доброй христианки из нее не выходит. Сам Мистина – знак ее слабости. Того, что не хватает ей веры и сил отбросить все земные опоры и положиться только на Христа. Она смогла бы… будь она одна, простая вдова с женатым взрослым сыном, сама по себе. Но она оставалась госпожой и матерью всей земле Русской, и отбросить земные связи не давал ей долг перед родом. С этой ношей она не справится одна. Как бы она сейчас решала все эти дела – с Етоном, Олегом, Володиславом, греками, – не будь у нее под рукой умного, опытного и решительного советчика, кому она может доверять, как самой себе.
Но так унизить свою кровь, как предлагал Мистина, было уж слишком большим злом – и по христианскому обычаю, и по родовому.
– Нет, не могу я ее продать, – тихо, но решительно сказала Эльга наконец. – Пусть при мне живет. А там как бог даст, как суденицы напрядут.
– Ты здесь госпожа, – без досады, скорее с сожалением ответил Мистина. Он тоже хорошо знал ее и понимал, что она не могла иначе. – Ты меня спросила, я тебе ответил. А дальше твоя воля. Ладно, пойду с Лютом потолкую.
Он шагнул к двери, но Эльга встала и поймала его за руку.
– Не сотвори с ней ничего, я прошу тебя! – Она с мольбой взглянула снизу вверх в его суровое лицо.
– Ты здесь, госпожа, – с отсутствующим видом повторил Мистина. – Когда это я против твоей воли твои дела решал?
– А с болгарами… с Бояном, с Огняной… забыл?
– Ну, то когда было-то? Пятнадцать лет прошло, а ты все попрекаешь.
– Может, я не знаю чего? – отчасти шутя, с грустной улыбкой ответила Эльга.
– Я стараюсь тебе не лгать, – прямо ответил он. – Когда-то у меня было три человека, кто был мне истинно дорог, и с вами я старался быть честным. Но из троих осталась одна ты. Верность тебе – моя честь. Все, что я делаю, – это для тебя. Ты – моя держава, а я – твой меч.
Он склонился к ней и прислонился лбом к ее лбу. Иногда он так делал, и с годами это стало повергать Эльгу в больший трепет, чем даже поцелуй. В этом была не страсть, а высшее доверие – Мистина хотел разделить с ней свои мысли. Он, так ясно видевший чужие помыслы и никого не пускавший в свои. Это желание было для нее ценнее, чем жажда обладания. Он называл себя ее мечом, но в глазах Эльги это был острый франкский клинок без рукояти. Мощное оружие – если держишь крепко, но никогда она не была уверена в своей власти над ним.
Через несколько дней, когда Роман и другие послы вновь были приглашены в княгинину гридницу, никто по виду Эльги не догадался бы, сколько сомнений терзает ее из-за «дочери Кира».
