"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Горяна оживилась, заговорила свободно, будто передавала чудесное сказание, и вдохновение в ее голосе увлекало за собой.
– Мефодий, Кирилл, друзья и ученики их вспахали сохой святого слова сердца морован, посеяли семена Христовой веры и стремления к добрым делам. Всюду Мефодий проповедовал, учил людей, как спасти душу, и толковал слова и смысл божественных книг. И призывал: «Приидите, поклонимся Цареви Нашему Богу». В радости, что слышат о величии Господа, со всех сторон собирались мороване и внимали словам Мефодия: «Окропляю вас святой водой, и очиститесь вы от мерзости идольской и от грехов ваших, и единый Бог смилостивится над вами». Нравились морованам эти речи, и охотно они крестились, и каялись, и молились в сердечном волнении, и пели, как их научили: «Господи, помилуй нас!» И где бы ни останавливался с проповедью Мефодий, всюду он прославлял Бога, закладывал церкви во имя святого Климента, ибо мощи святого даровал ему Господь. И прорезал свет нового учения мрак идольских рощ.
Женщины, не исключая и Эльги, смотрели на нее с изумлением. Ничуть не смущенная вниманием, Горяна говорила, будто пела, ее темные глаза сияли, кровь играла на щеках, и все слушали, не решаясь пошевелиться.
– Но ты ведь не крещена? – когда она умолкла, спросила Эльга.
– Нет. – Горяна бросила взгляд на Олега, и по этому взгляду, по выражению его лица Эльга поняла, что это лишь краткое напоминание о долгих, долгих разговорах и спорах между отцом и дочерью. – Отец не позволил мне принять истинную веру, потому что ты, княгиня, повелела не делать этого. Но я верю, что Господь наставит тебя и умудрит, когда я сама буду просить тебя даровать мне разрешение ступить на путь спасения и вечной жизни.
– Ты хочешь принять крещение?
– Дивно ли, что видевший свет не любит более тьму? Кто ведает о жизни вечной во Иисусе Христе, захочет ли продолжать жизнь греховную, носить одежду царства тьмы, пребывать в смрадных рубищах ветхого человека?
Предслава в недоумении оглядела одежду Горяны: белую как снег сорочку, платье греческого образца – из тонкой светло-серой шерсти, отделанное тонкими полосками красного шелка, тканый красный поясок с кистями, красное шелковое очелье, шитое золотом, с золотыми подвесками моравской работы на висках. «Где же тут вонючие отрепья? – читалось на ее лице. – Разве отец меньшую дочку дурно одевает?»
Даже Эльга не находила что сказать. По привычке глянула на Уту, но и у той на лице отражалась лишь растерянность. Ветхий человек? О каком-таком старике дряхлом ведет речь девушка, которой положено расспрашивать будущую свекровь о женихе? Они понимали, что не понимают Горяну, и опасались сказать глупость.
– И твой дед Земомысл… он ведь не христианин? – спросила Ута.
– Он – нет, но брат моей матушки, князь Мешко, любит слушать Христовых людей. Он говорит, что принять Христову веру – это и душу свою спасти для вечного блаженства, и с владыками иных земель войти в братский союз. Короли германцев, чехов, болгар давно уже просвещены Христовой верой и много благ от того получают.
– Милая, все же лучше нам для начала посмотреть княжий двор, – спас их Олег Предславич. – Там ты скоро уже будешь хозяйничать, так неужели тебе не любопытно взглянуть на свой дом? А церковь никуда не денется.
– Хорошо, батюшка. – Горяна опустила глаза.
Но Эльга видела: та повинуется лишь из покорности, а не потому, что хочет видеть княжий двор.
Осмотреть его было удобнее сейчас, пока Святослав и половина дружины ушли в Смолянск: вторая половина жила в Вышгороде, на Олеговой горе остался лишь десяток сторожей и женская челядь. Асмундова жена Дивуша, хорошо знавшая это хозяйство, охотно показывала Горяне все: гридницу, дружинные избы, клети, погреба, баню. Коней и скотину держали не здесь, поэтому запаха навоза будущая княгиня могла не опасаться. Дивуша описывала хранение припасов, порядок распределения дани, шедшей на содержание дружины, сколько им нужно на год всякой тканины, льняной и шерстяной, кожи на обувь и ремни, и сколько гридни бьют посуды. Челядь таращила глаза на новую хозяйку. По приказу Эльги Дивуша достала ключи и отомкнула укладки с греческим платьем, хорошей посудой и прочей дорогой утварью: пока князь отсутствовал, все это хранилось под замками в бревенчатой клети.
Горяна внимательно осматривала свои будущие владения и богатства. Как в целом поставлено и ведется дружинное хозяйство, она, конечно, уже знала и достаточно повзрослела, чтобы постепенно перенять его у Дивуши (та только и мечтала сбыть с рук обузу и заняться своими детьми). Когда же Дивуша с гордостью предъявила связки бирок, на которых хитроумным порядком зарубок и разных значков обозначалось количество припасов и прочие заметки для памяти, пообещав со временем обучить этому и Горяну, та удивила ее.
– Я знаю болгарскую грамоту и цифири, – сказала она. – Можно записать. «От Будивида ржи три берковца» [392]. И запоминать ничего не надо.
Но через пару дней попытавшись заговорить с ней о предстоящей жатве, Эльга снова пришла в растерянность.
– Я ей рассказываю, как у нас «серпы женят», а она говорит, что не будет этого делать! – делилась Эльга потом с Мистиной. – И Велесов сноп угощать не будет. Потому что «ведающий истинного Бога не может служить идолам деревянным и каменным»!
– Эта девушка очень не глупа! – посмеивался в ответ Мистина. – Она говорит именно то, о чем мы с тобой говорили уже не раз. Греки никогда не признают нас за ровню, мы всегда будем для них чащобой неумытой, если не примем их веру. Они будут и дальше откупаться от нас, чтобы мы не ходили грабить их окраины, но уважать не более чем псов.
– Святша говорит, что ему не больно-то нужно их уважение, пока они платят нам дань, а не мы – им.
– Но с болгарами василевсы согласились породниться, а с нами? Вот нам нужна жена для Святши – ты сама понимаешь, есть ли смысл нам свататься к цесарям? Посмотри на болгар: они крестились еще тогда, когда отсюда, из Киева, русь с Аскольдом во главе впервые пошла на греков. Наши искали там добычи, золота и паволок, а болгары – Христовой веры. Крещением они спаслись от войны, и, похоже, Христос и правда кое-что для них сделал. С тех пор не они уступают грекам, а греки уступают им. Все больше и больше. Посмотри на Симеона! Он собрал под своей рукой огромные просторы. Вот мы хвалимся, что наша-де земля от моря до моря, а болгарская – между трех морей! У них тоже разных племен было понамешано, и оратаи, и кочевники, у всех свой обычай, своя вера, свой язык. Общая вера Христова их объединила, и трех поколений не прошло – смотри, куда махнули! Наших князей греки величают всего лишь архонтами, а Симеон зовется кесарем, и греки признали за ним это право, то есть посчитали равным себе! Велики-Преслав, говорят, город не хуже самого Царьграда.
– Но Симеон всю жизнь воевал с греками!
– Зато именно он прогнал угров туда, где они сейчас.
Они выразительно посмотрели друг на друга: именно угры изгнали Олега Предславича из отчих владений и тем добавили Эльге немало волнений за судьбу собственного наследия.
– Симеон не раз осаждал Царьград, но не просто брал дань, как наши делали не раз, а оттягал себе земли у василевса, – продолжал Мистина. – Он договорился выдать свою дочь за Константина, а ты знаешь, что это значит? Это у нас тестю может наследовать зять, а у греков – и наоборот. У них для тестя василевса даже звание особое есть… запамятовал, у Ригора можно спросить. И с тех пор Симеон – кесарь. Царь, как болгары говорят. Добился бы он этой чести, не будь христианином? Да никогда! Скорее хмель утонет, а камень поплывет. А ведь Симеон мог бы, повернись к тому дело, сам стать кесарем греков. Зоя его обманула и нарушила договор, но Симеон снова чуть не захватил Царьград. Он едва не стал василевсом не по уговору, а силой. Не то что мы – лишь поглядели на стены с моря да и пошли восвояси, потому что грекам дешевле и проще откупиться от нас, чем воевать. Теперь вон дань берем, купцов посылаем, а грамоту с купцами отправить – грек понадобился, сами не разумеем.
