"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Казалось бы, одинокой девушке в чужой избе, в глухом лесу, да зимой, должно быть жутко. Однако, улегшись спать на лавку, где до нее совершали свои ночные странствия несколько поколений волхвит, Прияна впервые за много дней ощутила покой. Как будто Навь, видя, что жертва повинуется, ослабила натяг петли.
Так она и зажила: один на один с Навью. Топила печь, варила кашу, мела избушку, пряла. Однообразная жизнь, не нарушаемая никакими впечатлениями, приносила покой. Раз в неделю или реже являлся на лыжах кто-то из вилькаев – они жили поприщах в пяти от нее, – приносил дичь, рыбу, рубил дрова и складывал под навесом у стены. Прияна не пускалась в долгие разговоры, лишь отвечала на вопрос, все ли хорошо – и обнаруживала, что ее горло почти отвыкло от звуков человеческой речи. Раз в неделю Ведома присылала ей хлеб и еще что-нибудь из припасов: Прияна вставала на лыжи и с коробом за спиной пробиралась три поприща через лес к Ведьминой ели на берегу речки, впадавшей в Днепр, давнему месту встреч. Навещать Ведьму-рагану в ее обиталище не позволялось: это место принадлежало к Нави. Но если кому-то требовалось с ней повидаться, то здесь ее и поджидали. Правда, ждать иным приходилось по многу дней.
Бани при избушке не поставили, и когда Прияна решала, что пора помыться, то грела воду и мылась в лохани перед печью – это дело занимало чуть ли не весь день. И удивительное дело: одна на своем маленькой хозяйстве, живя в обществе пяти кур, она всегда имела занятие, не скучала, не тосковала и уже не считала себя такой уж неудачливой. К ней постепенно возвращалась уверенность. Теснота мира людского заставляет душу сжиматься, зато оставаясь один на один с огромной вечностью, человек разрастается вслед за нею.
Однажды, отыскивая какую-то мелочь по хозяйству, Прияна обнаружила на полатях такое, отчего глаза полезли на лоб. Это был еще один миг соприкосновения яви с тем светом. Потому что на этом свете подобное совершенно невозможно. Под грудой всякого хлама вроде старых подушек, набитых свалявшимся пухом дедовника и ревелки, полысевших овчин, дырявых лукошек и старых горшков, плотно обмотанных полосой бересты, лежал дерюжный мешок, а в нем – варяжский боевой топор с серебряным змеем на лезвии, с узором на обухе, и такой же меч – с отделанным почерневшей серебряной проволокой навершием рукояти, похожей на треугольную шапочку. Устье и наконечник ножен из красной кожи были одеты узорным серебром. Чтобы в этом убедиться, Прияна вынесла свою находку наружу, на дневной свет. Клинок меча выглядел настоящим рейнским, вся отделка – работы свеев, и, пожалуй, не здешних. Тамошних, из заморья.
Откуда это здесь? Изумленными глазами Прияна рассматривала обе вещи. Она с детства хорошо знала подобные, но не могла даже предположить, как это попало в избу Ведьмы-раганы. Кто-то преподнес в дар прежним обитательницам избушки? Но до нее здесь жила Еглута – едва ли богатые свейские вожди стали бы дарить ей свое оружие. И вещи не выглядели такими уж старыми. Не скажешь, что они лежат здесь сто лет.
А может, это знак богов ей, Прияне? Боги послали ей оружие? Едва ли им хотелось увидеть, как она сядет на коня и помчится по полю впереди дружины. Может, предупреждают, что вскоре земле смолян понадобится ратная доблесть?
Прияна долго думала об этом, но ни к чему не пришла. Смешала в плошке немного соли, уксуса и белка от разбитого яйца, начистила ветошкой серебро, так что оно заблестело, как новое. Радовали глаз эти вещи свейской работы, достойные любого конунга. Может, боги хотели ей напомнить о том, что она происходит из рода Харальда Прекрасноволосого, что завоевал весь Северный Путь, объединил его под своей властью и превзошел могуществом всех земных потомков Одина?
Если так, боги не хотят, чтобы она навек осталась в этой избе!
Но эту мысль Прияна гнала прочь: возвращаться в мир битв ей пока не хотелось.
И вот наступила весна. День ото дня светало все раньше: зима постепенно стаскивала с мира покров тьмы, по утрам ему было свежо и зябко. Сперва вскрылась Ведьмина речка; санный путь по Днепру уже разрушился, на русло уже не выйти. Вдоль берегов протянулись широкие грязно-желтые полосы подтаявшего льда, между ними виднелись большие полыньи, где ползла густая, даже на вид тяжелая, едва проснувшаяся темная вода.
Снег в лесу лежит куда дольше, чем в поле, но теперь лишь в низинах дотлевали серые льдистые островки. Пришла пора собирать березовые и сосновые почки, показавшиеся из-под снега листья брусники, кору молодых дубов, калины и крушины, копать корни лопуха и девясила. Прияна велела вилькаям сделать ей туеса для хранения и принялась заготавливать зелья, будто и правда намеревалась жить здесь весь год и лечить всех, кто явится к Ведьминой ели за помощью. Добычу связывала в пучки и развешивала сушить под нарочно для этого устроенный навес возле избы. Каждый год Прияна собирала травы вместе с Ведомой – а в раннем детстве и с бабкой Рагнорой – и теперь, занимаясь этим в одиночестве, ощутила, что выросла. Земля и зелья говорили прямо с ней, никто больше не стоял между ними.
Она и сегодня собиралась на раздобытки, как сварится каша. Но вдруг почудилось: кто-то идет. Еще не различая среди звуков весеннего леса ничего особенного, Прияна осознала чье-то приближение. Постоянно прислушиваясь в наполненной лесной тишине, она научилась примечать происходящее не только с внешней стороны. Начинало казаться, что сама она простирается куда дальше границ своего тела и потому улавливает приближение чего-либо гораздо раньше, чем оно окажется в поле зрения или слуха. И вот сейчас кто-то шел сюда. Кто бы? Змей, парень из вилькаев, приходил всего три дня назад.
Но ей и в голову не пришло испугаться. В избушке Ведьмы-раганы она была так же недосягаема для зла, как сама Навь.
Это оказался все же Змей. Он шел так тихо, так сливался с лесом в своей серой одежде из некрашеной шерсти и с волчьей шкурой на плечах, что Прияна, как всегда, увидела его лишь тогда, когда он отделился от леса и сделал пару шагов через поляну.
– Будь цела! – Змей поклонился, не дойдя до избушки.
– И ты будь жив! – кивнула Прияна. – Что-то у вас случилось?
Простые хвори или повреждения вилькаи лечили друг другу сами, но в более сложных случаях наведывались к Ведьме-рагане. Хоть Прияна еще не носила этого звания, в науке исцеления она понимала больше, чем вся стая сразу.
– Не у нас. От князя прислали. Просят, чтобы ты завтра к полудню вышла к Ведьминой ели. Князь и сестра придут, говорить с тобой хотят.
К Ведьминой ели Прияна ходила лишь вчера. Похоже, у родных появилось к ней дело, не терпящее ожидания даже в семь-десять дней.
Вначале она поморщилась: отвыкнув от людей, и не хотела никого видеть. Но потом стало любопытно. Назавтра Прияна, взяв с собой лукошко и нож для сбора коры – здешний нож, избушкин, из наследства прежних Ведьм-раган, – пустилась бродить по едва просохшему лесу, огибая овраги, еще полные снега. От влаги палой листвы вскоре промокли ноги. Однако уже подмигивали с серо-бурого ковра желто-лиловые трехцветки [382], Солнцева Дева спускала свои сияющие косы сквозь верхушки, будто дразня, и в груди разгоралась беспричинная радость. Трехцветка тоже лечит от множества недугов, но ее Прияна жалела рвать: та была полезнее ей живая, чем сушеная. И, сидя на поваленном стволе среди мелкорослых подружек, молчаливо глазеющих со своих тонких стебельков, она почти с нетерпением смотрела на поворот речки, уже свободной ото льда. Какую весть несет ей мир живых?
В полдень на реке показался челн. Прияна сразу узнала худощавого, длиннорукого Станибора, который правил челном, а на носу – Ведому. На сердце потеплело при виде родни, Прияна радовалась встрече, но почему-то сейчас ей казалось, что она гораздо старше обоих. Наверное, потому, что живущая в избе Ведьмы-раганы всегда старше тех, кто приходит к ней из белого света.
Прияна подождала, пока они высадятся, потом встала и пошла навстречу. Поговорили о взаимном благополучии, о вестях от Соколины. После вскрытия Днепра отослав в Киев дань вместе с печальной новостью, та теперь ждала приезда нового посадника или распоряжений от своего брата. Поскольку сыновья Соколины еще не скоро дорастут до самостоятельной жизни, Мистина, ее сводный брат и единственный родич, мог прислать ей приказ со всем имуществом, оставшимся от мужа, перебираться в Киев.
