"Фантастика 2023-137", Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Овсянникова Екатерина
Отцы-командиры вернулись с местным аксакалом привычного облика. Для аксакала привычного. Грязный стеганый чапан, бесформенные штаны, засаленный тюбетей, растоптанные кожаные сапоги с галошами. Смуглое, морщинистое лицо. Длинная узкая седая борода. Короткий узловатый посох, до блеска отполированный старческими руками. И полное незнание русского языка. Следом за процессией на порядочной дистанции шел босоногий мальчишка лет десяти.
Аксакал походил вокруг «урусов», горестно покачал головой, задумчиво поцокал языком. Что-то громко крикнул малышу, и тот унесся в глубь кишлака, сверкая чумазыми пятками. Старик еще немного походил. Вася налил чай и протянул кружку старику. Тот одобрительно покивал, присел к «дастархану», сказал что-то по-киргизски. Взял из протянутой миски половинку «Марса», внимательно рассмотрел со всех сторон, принюхался, целиком засунул в рот. Прожевал, запил. Улыбнулся, опять сказал какую-то фразу, показывая на дом. Послушал предложения угощаться еще, подкрепленные недвусмысленными жестами. Взял вторую половинку «Марса», но на этот раз откусил кусок и начал неторопливо жевать, степенно прикладываясь к термокружке…
Из тысяча девятьсот сорок первого года дед? Из две тысячи двенадцатого? Или из тысяча восемьсот тридцать второго? Аксакалы — явление, неподвластное времени. Как саксаулы и горы…
Из глубины кишлака донесся перестук копыт. Конники Буденного, однако…
Всадников оказалось трое. По краям двое киргизов, сильно напоминающие кинематографических басмачей: чапаны, бесформенные треухи на головах и ружья поперек седел. Именно ружья. С двух десятков метров толком не разглядишь, но на вид невероятно древние карамультуки, чуть ли не с кремневыми замками. Саиды из «Белого солнца», один в один!
Третий другой. Тоже киргиз. Но этот уже в «эпохе». «Хэбэшная» гимнастерка, бывшая когда-то белой, а нынче — серая от пыли, синяя сержантская «пила» на петлицах, и ствол винтовки, торчащий из-за спины. Товарищ Сухов киргизского разлива…
Егор огорченно покрутил головой. Сорок первый. Точно сорок первый. Жаль, надежда умерла окончательно…
«Басмачи» остановились, разъехавшись чуть в стороны и положив ружья поперек седел. Сержант спешился, перекинулся парой фраз с дедом и подошел почти вплотную к туристам, мимоходом расстегнув кобуру на поясе.
— Документ ест? — подозрительно спросил представитель власти, щуря и без того узенькие глазки.
— Ты что это, товарищ сержант, на советских людей оружие наставляешь? — спросил Усольцев, протягивая удостоверение.
— Э-э, таварищ капитан, — протянул киргиз, — ты советски, а он, — последовал кивок в сторону Егора, — не советски! Я здес поставлен бдытелност, тиги, крепыт… И падазрытельны человек арестоват! Кайдан билем, может, он шпиен кытайский?
Слово «шпиен» сержант произнес не с киргизским акцентом, а с выговором глухой поволжской деревеньки…
— Не подозрительные они, — отмахнулся Сергей. — Девчонку нашу спасли. Потеряли бы Наташу. Ты лучше скажи, машина в кишлаке есть? Надо бы больную к врачу доставить. Или у вас свой фельдшер имеется?
— Фельшар джок. Машин джок, — покачал головой киргиз и возбужденно затараторил. — Радио бар. Кара-Ташка инимди жонотом. Из Кара-Таш машин прыезжайт. Больной забират. Шпиен забират!
— Радио есть? А скажи, что там говорили о перемещениях во времени? Ребята из будущего к нам попали…
— Не знай! — категорично ответил сержант. — Товарищ Молотов гаварил, война с Германия не будет. Пропал Германия. Куда пропал? Не знай…
— А еще что говорил? — продолжал наседать Усольцев.
— Много гаварыл. Слышна плоха. Горы! — нравоучительно поднял палец сержант. — Падазрительны будем арестоват, в Кара-Таш отправляй! Болду! Не мешай, таварищ капитан, а то я тебя тоже арестоват! Как пособник!
Егор не вмешивался в разговор. Заранее договорились с Усольцевым: если выходят в Кыргызстан — говорит Егор. Если в Киргизскую ССР — Сергей. Да и не будет толку от Егорова вмешательства. Слишком мелкая сошка этот сержант. И настрой у него, прямо скажем… Егор начал прикидывать шансы в случае столкновения. Швырануть «шакала» в правого всадника. Лешка тут же среагирует в левого. Ногой по голове сержанту… Еще есть Влад на случай сюрпризов… Даже в их нынешнем состоянии… Блин! Ну что за бред в голову лезет! Избить гэбиста при исполнении, убить двух его помощников! На десять лет ежедневного расстрела тянет! После этого путь только один — назад, в горы, к китайцам. Если уйдешь. До непроходимых для лошадей тропок — день ходьбы, мигом догонят. Да и не наш это метод, «шакалами» милиционеров рубить. Пусть арестовывает. Доберемся до начальства, а уж там…
Сержант повернулся к верховым и что-то громко приказал, показывая рукой. Палец поочередно упирался в Егора, Лешку, Санька… Аксакал, которого Наташа заботливо кормила уже третьим «Марсом», оторвался от «дастархана» и обратился к сержанту с короткой сердитой фразой.
Услышав ответ, старик вытер о халат руки, встал, неторопливо подошел к сержанту и вдруг изо всей силы огрел его посохом. Тот взвизгнул, но старик не успокаивался. Удары сыпались один за другим, при этом старик выкрикивал длинные фразы по-киргизски. Егор разбирал разве что постоянно повторяющееся «шайтан». Сержант не сопротивлялся, только отступал, прикрываясь руками, и жалобным тоном выкрикивая ответы. «Басмачи» следили за происходящим с серьезным видом, сосредоточенно качая головами.
Наконец старик остановился, похоже, просто устав. Опустив посох, он сердито бросил сержанту длинную фразу, повернулся и что-то сказал, обращаясь к Усольцеву и показывая посохом на дом. Капитан развел руками.
— Будеш у Абай-таята жит! — сказал сержант, акцент которого резко усилился. — Ныкуда не ходит! Машинэ келет, Кара Таш поэдеш, — и, увидев, что аксакал отошел достаточно далеко, тихонько добавил. — Кекмээ…
Федеративная Республика Германия, г. Вюрцбург.
Степан Андреевич Брусникин, пенсионер.
Юбилей был испорчен. Безнадежно. Гости разъехались. Степан Андреевич сидел за столом, подпирая голову рукой и мрачно вглядываясь в лужицу разлитого вина, красным пятном безнадежно испортившего скатерть.
— Что, старый, ностальгия заела?
Вздохнул:
— Не знаю, Варенька. Всегда сомневался, надо ли было ехать. Но тогда… Страну разрушили, завод закрыли, жить стало не на что. А теперь мои же дети такое про Родину говорят! Кем они выросли?
— Немцами они выросли, — в свою очередь вздохнув, ответила Варвара Семеновна. — Как это сейчас называется… гражданами Евросоюза. Наши дети откликаются на имена Зигфрид и Марта. А внучки и в паспортах — Ирма и Эльза. Замужем за немцами. И Феденьку с рождения Фридрихом зовут. Геночка уже заговорил по-немецки. А по-русски — нет. Все. Они уже не русские, или настолько не хотят ими быть, что перестали быть хоть кем-то…
— Понимаю. Но помнить-то корни надо! А не повторять всякий бред! Хрущев врал, Брежнев врал, потом этот, с пятном на голове все обоврал…
Варвара Семеновна прервала уборку и присела рядом с мужем:
— Они повторяют то, чему их учили. В школе, в газетах, в новостях…
— Сережку? В школе?
— И Сережку. Самая волна хрущевская шла. Да и не все так гладко было, Степ. Сам вспомни. Хоть Надю ту же. На дне рождения на торте цифры расплылись. Там написано было «Наде 21 год». Какая-то сволочь донос написала, что это каббалистические знаки, и девчонку посадили.
— Не посадили, — возразил Степан Андреевич, — выслали. И не, куда-то в Сибирь, а к отцу в Караганду. Она же дочь репрессированного бухаринца была. Он точно за дело сидел. А как освободился, так семью к нему на поселение и выслали. И неизвестно, выслали или сами уехали.
— Нет, Надя сама бы поехала, только закончив университет. Ей оставалось два экзамена сдать. Потом замучилась с заочной сдачей. Выслали ее.
— Наверное. Бывали перегибы.
— Вот и я про то. А муж ее? Он же за что сидел? Беспризорник из мусорного бака две морковки гнилые вытащил, а его за это сперва сторож доской огрел, а потом еще и срок дали. И на поселение!
