Трэйси Хикмэн - Таинственный воин
— Есть вещи, за которые стоит сражаться и которые стоит защищать.
Маддок кидает на меня быстрый заинтересованный взгляд.
— Защита, завоевание, слава и дух, да? Ерунда! Васска — король-дракон Пира, бог этого мира во плоти. Догматы и доктрины начинают повторять в Кат-Драконис каждому ребенку, едва тот подрастает настолько, чтобы их понять. И повторяют, мой друг, все время — всем и каждому, тебе тоже. А когда ты наконец умираешь, тебя зашивают в саван и кладут в землю с теми же самыми словами. Мы рождаемся, живем и умираем ради принципов Пир — защиты, завоевания, славы и духа, и никто, ни один человек, не пытается задуматься, что же это значит. Никто на самом деле не хочет знать, почему столько людей лежит на поле брани и зачем вообще нужна была эта битва. Нет, нам всем удобнее повторять слова о защите, завоевании, славе и духе, натыкаясь на чей-то меч и отдавая жизнь за чужие идеалы!
Я снова смотрю на бесконечные поля и груды мертвецов.
— Значит, вот как ты на все это смотришь? — спрашиваю я.
Маддок снова поднимает голову и улыбается.
— Да, наверное, так...
— Что же с тобой сотворил этот мир? — говорю я, грустно качая головой.
— Мир дал мне только два подарка, — отвечает он хриплым дрожащим голосом, — и оба они теперь для меня потеряны.
— Знаешь, я разговаривал с твоей женой, — говорю я. — Она верит, что мы можем уйти отсюда и вернуться... вернуться домой.
Маддок опускает голову. Тянутся минуты, и я начинаю верить, что смогу его убедить.
— Нет, — говорит он наконец, с невыразимой печалью глядя на меня. — Она ошибается — она мертва.
— Как ты можешь так говорить? — спрашиваю я.
Как мне убедить этого безумца помочь мне?
—Я разговаривал с ней только этим вечером! Она всеми силами пытается тебе помочь! Она даже убедила монахов Пир, что сама безумна, лишь бы быть с тобой и заботиться о тебе. Если бы ты только...
Внезапно Маддок размахивается и с такой силой бьет меня по лицу, что меня отбрасывает в сторону. Когда я снова поворачиваюсь к нему, он предупреждающе тычет в мою сторону пальцем.
— Не насмехайся надо мной, мальчик! — рычит он.
Насмехаться? Васска, о чем он?
Потом я вижу ее.
Она лежит у самой вершины холма на груде других тел. Pea смотрит на меня пустыми, мутными мертвыми глазами.
— Я прихожу сюда при каждом удобном случае, — со вздохом говорит Маддок. — Обычно это слишком тяжело для меня. Но мне трудно смириться с тем, что она здесь одна среди чужих людей.
— Что это за место? — спрашиваю я его, напряженно вглядываясь в мертвое лицо его жены. — Загробный мир?
—Загробный мир? Место отдохновения за Завесой Вздохов, которое Пир обещает смертным дуракам? Нет, наверняка нет! — отвечает Маддок. — Это место сновидений, место прошлого, место будущего — все вместе и ничего. Это место возможного, вероятного и полностью несбыточного. Это мост или океан, а часто и то и другое вместе взятое.
— Твои слова ничего мне не говорят, — отвечаю я, качая головой.
— Ничего? А может, они говорят все! — Маддок поворачивается и спускается вниз по склону к широкой реке.
Я следую за ним, осторожно пробираясь между мертвых тел. Монах видит, что мы спускаемся с холма, и быстро шагает, чтобы перехватить нас.
— Могу я задержать вас на минутку? — спрашивает он Маддока.
— Вся жизнь — всего лишь одна минута, — отвечает Маддок, быстро направляясь к кровавой реке и едва замечая монаха. — Вряд ли я стану отдавать ее вам.
Монах замирает.
— Тут что, все такие? — спрашивает он, когда я прохожу мимо.
Я со смехом смотрю на него.
— Наверное.
Монах злобно глядит на меня, но идет следом.
Втроем мы наконец спускаемся к широкой медленной реке. Впереди я ясно вижу башню крылатой женщины. Ужасные звери, твари с телами лошадей, но с грудью, плечами и головами людей, еще более остервенело атакуют огромные камни. Они уже почти повалили башню, и я вижу в их глазах похоть и самые невероятные желания.
— Знаешь, она твоя, — говорит Маддок, когда я подхожу ближе. — Я, конечно, часто вижу ее, но она почти не обращает на меня внимания. Она всегда ищет тебя.
Я смотрю вверх на крылатую женщину.
Она сложила руки перед собой, словно сжимая в них нечто хрупкое, из-под ее пальцев вырываются лучи света. Должно быть, она держит что-то замечательное и ценное, и, судя по выражению ее прекрасного лица, это сокровище для нее дороже собственного сердца.
Внезапно я понимаю все — так внезапно, словно кто-то вложил эти знания в мою голову. Нет, я не слышу ее голоса, хотя знаю — он прекрасен и в то же время жуток. Мы общаемся без слов. Я понимаю, что ей надо и что я могу для нее сделать.
Я опускаюсь на колени у алой реки и опускаю в нее и без того запятнанную руку. И опять, не слыша голоса крылатой женщины, я все же понимаю, что ищу. Я сжимаю в руке гладкий скользкий предмет и вытаскиваю его из реки.
С него стекает кровь. Это черный отполированный камень размером примерно в половину моего кулака. Я осторожно кладу его на берег реки и снова опускаю руки в ее кровавые темно-красные волны.
— Что ты делаешь? — панически шепчет монах.
— Думаю... Думаю, именно за этим я сюда и пришел, — отвечаю я, поскольку у меня нет лучшего объяснения.
Я вновь и вновь погружаю руку в ужасный поток, достаю все новые камни и складываю их рядом. Когда мне кажется, что их набралось достаточно, я останавливаюсь.
Вдруг раздается крик, похожий на звук бьющегося стекла. Я испуганно поднимаю голову. Крылатая женщина летит прочь от своей башни, отчаянно взмахивая крыльями. Твари с воем бегут за ней, но они слишком медлительны, чтобы ее поймать.
Она летит прямо на меня!
Я пячусь, спотыкаюсь и падаю на берег реки, больно ударившись.
Крылатая женщина приближается; она парит надо мной с озадаченным лицом и собирает черные камни. Потом облетает то место, где я лежу, один за другим бросая камни на песок. Пока они падают, я их считаю. В конце концов вокруг меня на песчаном берегу реки ложатся тридцать шесть камней.
Почти не задумываясь, я тянусь к одному из них окровавленной рукой. Охваченный минутной неуверенностью, я колеблюсь, потом тянусь еще дальше, хватаю руку одного из покойников и тяну к себе. Жуткий труп легко скользит по песку. Я кладу мертвую руку на один из камней и немедленно разжимаю пальцы.
