Максим Огнев - Пой, Менестрель!
— Уймись, — холодно проговорил Мюрэй. — Куда направляетесь?
— В таверну, горло промочить. Или нельзя? — огрызнулся Алб.
— Что, опустошил уже подвалы замка?
— Скучно с вами, на каждом пиру — покойник, — парировал Алб.
Плут, почувствовав, как лорд Мюрэй напрягся, мысленно обругал Алба.
— Ладно, ступайте, — процедил лорд.
Алба не понадобилось упрашивать. Толстяк развил такую скорость, что Плут с трудом сумел догнать его у подножия холма.
— Почему ты так испугался?
— Ты видел? — перебил Алб.
— Что?
— Я тоже не видел.
— Да говори толком! — рассердился Плут.
— Шатры исчезли.
— Какие шатры?
— Там, на склоне. — Алб принялся тыкать пальцем. — Вечером еще стояли. Лорд Гиром потихоньку снялся и ушел со своим отрядом. Значит, и брат его, лорд Накс, уведет своих людей из Борча.
— Ну! — ахнул Плут. — Письмо Родирера подействовало?
— Вовремя ноги уносим, — прошептал Алб.
— А чего ты труса праздновал? — пристал к нему Плут. — Подумаешь, застава.
— «Подумаешь»! — передразнил Алб. — За тот подарочек, что я в Дарль несу, нас обоих живьем зажарят, и шкуры снимут, и…
— А что ты несешь? — заинтересовался Плут.
Алб воровато оглянулся, извлек из-за пазухи сверток. Откинул тряпицу. Узкий серп луны не рассеивал мрак, и Плут с недоумением разглядывал два тонких обруча.
— Что это?
— Ты смотри, смотри!
Плут пожал плечами, хотел взять один из обручей, Алб спешно отдернул руку.
— Что это? — озадаченно повторил Плут.
— Ослеп ты, что ли? — взъярился Алб. — Это королевские венцы!
* * *Аннабел проснулась рано. Из серого сумрака только начали выступать стены и башни замка. Умывшись и одевшись с проворством воина, поднятого по тревоге, Аннабел решила заняться «Летописью королей Урша». Жители Урша век за веком отбивались от алчущих соседей, и ни один завоеватель не мог похвастаться, будто усидел на их троне… Отчего же в сердцах ее подданных угасла любовь к родной земле? Более того, стала предметом для осмеяния? Что за ужасная перемена произошла? Почему окрестности городов и селений, а то и улочки их сплошь превращены в выгребные ямы? Почему осквернять землю — плевком ли, вероломством по отношению к живущим рядом — не стыдно?
Да, земля их испоганена… Но мать более всего дорожит ребенком, когда он болен…
Аннабел водила рукой по алому бархату переплета. Только ли любовь к земле угасла? За последние недели, объезжая союзные Дарлю города и селения, она многое повидала, со многими говорила. Тает, уходит любовь к старикам и детям. Если и проявляют к ним заботу, так в одном: одеть, накормить. А то, что никакой толстый ломоть не заменит ласкового слова, задушевного разговора, — не помнят. Но если дети, родители не дороги, не интересны, чей образ обитает в сердце? Свой собственный?
Аннабел открыла книгу и вновь захлопнула. Были времена, когда за доблесть почиталось любить только соплеменников, или единоверцев, или кровную родню… Долго ли простоит мир, где каждый любит одного себя? Где оправданием любого преступления является фраза «Я хочу», а слова «долг» и «бескорыстие» приравнены к ругательствам?
От невеселых размышлений Аннабел отвлек взрыв смеха. Она подошла к открытому окну. Внизу, в темном дворе, кто-то жонглировал факелами. Снова зазвучал женский смех, потом голос юного пажа потребовал:
— Дай мне.
Два факела отделились, взлетели и тут же упали наземь. Женщина засмеялась:
— Не спеши.
И в воздухе закрутилось огненное колесо. Аннабел облокотилась о подоконник. Несколько мгновений смотрела, затем обернулась на звук открывшейся двери. Вошел Стрелок. Глядя на него, Аннабел гадала: всю ли жизнь будет замирать сердце при звуке его шагов? Негромко сказала:
— Помнишь, мы сидели на поваленном сосновом стволе. Над головами шумели деревья, вокруг цвел шиповник, жужжали шмели. Я тогда думала: это еще не само счастье, лишь ожидание его. Впереди много дней, один прекраснее другого… — Она подошла ближе. — А теперь мечтаю о подобном мгновении как о чем-то несбыточном. Какое блаженство: сидеть рука к руке, вдали от всех, смотреть в небо… — Аннабел улыбнулась. — Похоже, чем старше становлюсь, тем скромнее делаются мои желания. Наверное, у всех так?
Стрелок покачал головой:
— Сомневаюсь. Магистра и весь мир не насытит.
Аннабел вздохнула:
— Магистр жаждет венца, а я — спокойной прогулки в лесу. Боюсь, его желание исполнится скорее, нежели мое.
Стрелок обнял ее. С первой встречи знал: ее горе всегда будет его горем, ее радость — его радостью. У них одна дорога. И ноша одна на двоих. К венцу он не рвется, но и бегать от судьбы не станет.
Во дворе вновь раздался взрыв смеха. Аннабел невольно повернула голову. Стрелок взглянул через ее плечо. В воздух взлетали факелы. Четыре — стремительно и высоко, один — едва вырывался из бросавшей его руки.
— Плясунья нашла ученика? — засмеялся Стрелок.
— Это одна из девушек, пришедших с вами? Она жила в доме, где прятался Артур?
— Да.
Аннабел удивилась краткости ответа.
— Она танцовщица?
Стрелок молча кивнул, предпочитая, чтобы на вопросы о Плясунье отвечал Артур. Аннабел задержала на нем взгляд, спросила:
— Наверное, она танцует прелестно?
Стрелок смутился: «Артур был в восторге».
Аннабел не сводила с него глаз.
— Вы давно знакомы?
— Два года.
— Встретились в доме Оружейника?
— Нет, напротив, я привел актеров к Оружейнику.
— Вот как? А… где вы познакомились?
— На представлении, в таверне «Золотой олень».
Аннабел ждала подробного рассказа, но Стрелок молчал. Тогда она промолвила:
— Ты в дорожном плаще. Едешь в лагерь?
— Да.
— Прости, я задержала тебя.
Стрелок помедлил. Однако он сам назначил час сбора, надо было идти.
— До встречи.
Аннабел улыбнулась, но, едва лучник вышел, улыбка сбежала с ее губ. Королева вернулась к книге, погладила бархатный переплет.
Внизу слышался уже не смех — лязг доспехов. Аннабел встала, перегнулась через подоконник. В редеющем сумраке виднелись силуэты всадников — отряд выезжал со двора. Предводитель вскинул голову, встретился глазами с Аннабел, склонился, приветствуя королеву. Аннабел, узнав Драйма, холодно кивнула в ответ. Как странно устроено сердце… Артур навлек на них множество бед, приказал убить Стрелка — Драйм был только исполнителем… И что же? Артура она простила. Неприязнь к Драйму так и не сумела побороть.
Аннабел рассеянно провела рукой по лбу. Во дворе было тихо. Паж куда-то скрылся, и Плясунья присела на парапет фонтана. Подняла голову, увидела королеву, вскочила, поклонилась. Аннабел поманила девушку. Вскоре запыхавшаяся Плясунья предстала перед королевой. Аннабел быстро оглядела ее: «Худа, лицо и руки обветрены, волосы цвета ржавчины».
