"Фантастика 2023-103" Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Поляков Влад
Все еще ожидаю нападения, но никто не собирается продолжать экзекуцию, все довольны детской выходкой.
И все? Честное слово, даже теряюсь. Мои ровесники и старше меня, они всего лишь облили того, кто им не понравился, водой? На заводе новеньких били так, что на следующий день нельзя было встать, а тут… вода?
И я начинаю смеяться. Не знаю, чего они от меня ждут, но точно не этого. Смешки смолкают, на лицах появляется растерянность.
— Да он чертов псих, — бормочет Фил, отступая к выходу.
А скоро и вся компания покидает “комнату”. Детский сад.
— Интересная реакция, — комментирует Кесседи.
Не знаю, как моя ему, а его реакция меня здорово злит.
Резко поворачиваюсь к нему всем корпусом.
— А какую ты ждал? — спрашиваю зло. — Ножом Филу под ребра?
Усмешки на его лице как не бывало.
— Возможно, — отвечает осторожно.
— Жаль, что он этого не допускает, — бормочу.
Осматриваю место происшествия: вся постель промокла насквозь, хоть выжимай. Спать в ней — не вариант. Сушить — только утром, не хочу будить Гвен и ее семью, пробираясь на улицу.
Собираю в кучу простыню, подушку и одеяло, поднимаю матрас. Райан все еще следит за моими действиями, но больше ничего не говорит.
Беру матрас и оттаскиваю к печке, кладу поблизости, но так, чтобы не сгорел, и возвращаюсь назад. Вешать постельное некуда, придется дождаться утра. Поэтому просто сажусь на самый край койки, куда не попала вода, опираюсь спиной о стену и закрываю глаза.
— Ты понравился Коэну, — внезапно говорит Райан.
— Наглым взглядом? — интересуюсь. Глаз не открываю, пошел он.
— Тем, что убил Сида, — просто отвечает Кесседи.
— Хочет, чтобы я убивал для него? — на этот раз мой голос предельно серьезен.
— Если понадобится.
Понадобится, Коэну непременно понадобится, и мы оба об этом знаем.
Больше ничего не говорю. Незачем.
После того ночного “купания” подобные случаи не повторяются, меня вообще будто не замечают. Чаще все отсыпаются днем и уходят на “дело” ночью, куда и зачем, мне знать не положено. Иногда покидают убежище днем, но в меньшем составе. Мышонок несколько раз интересуется, как у меня дела. Всегда говорю, что хорошо, он не пристает с расспросами, и я не пытаюсь ничего выяснить через мальчишку. Не хочется подставлять его под удар в случае прокола.
С Кесседи у нас мирное соседство, подразумевающее под собой почти полное отсутствие общения: “Свет выключи”, “Я включу свет?”, “Ты уже ложишься?”, “Пора на обед” — вот и все, что мы говорим друг другу. В общем-то, сосед он отличный.
Пытаюсь присматриваться и прислушиваться ко всему, что происходит вокруг. Получается неважно: при мне никто не обсуждает “дела”, а общается ли с кем-нибудь вообще Райан, для меня загадка. Лично мне ни разу не приходилось видеть его с кем-либо. Он уходит со всеми, иногда один, приходит уставший, ложится спать, идет мыться или есть — все. Книгу не достает, и мне уже начинает казаться, что она мне привиделась.
Почти каждую ночь мне по-прежнему снится девочка из Верхнего мира и ее родители. Просыпаюсь с одним желанием: биться головой о стену до тех пор, пока не выбью из себя эти воспоминания. Но нельзя. Нужно снова и снова просыпаться, одеваться и проживать еще один день, заставляя себя не думать и не чувствовать. Еще один день, и еще, как и последние четыре года. Вот только подсознание все еще не может смириться со смертью девочки из сна, и мы с ним боремся изо дня в день.
Изо дня в день… И эти дни летят быстро. Пролетает неделя, затем другая моего пребывания среди Проклятых. Члены банды уходят и приходят, меняются дежурные у дверей, а я все так же помогаю Гвен с мытьем посуды и занимаюсь поддержанием тепла. Моюсь ночами, когда никого нет, но все равно быстро и с оглядкой.
Общаюсь в основном с Гвендолин, впрочем, она, как и я, не отличается красноречием: “принеси то”, “унеси это”. Иногда она очень странно на меня смотрит, так, что у меня заходится сердце, и начинает казаться, что она видит то, чего в упор не замечают другие. Но Гвен прячет глаза, стоит мне перехватить ее взгляд.
Время идет, и со дня на день должна состояться моя первая встреча с Питом. Но как? Скорее всего, дежурный у двери меня выпустит, но Коэну доложит всенепременно. Он тут наподобие божества — все его боятся, однако готовы в любой момент кинуться в ноги и молиться на его светлый лик.
Если не приду двадцать четвертого, Питер подождет еще два дня и уйдет, посчитав, что я либо предатель, либо труп. И потом связаться с “верхними” не будет никакой возможности. Что же делать?
Ломаю голову, а время неумолимо приближается к двадцать четвертому. Двадцать третьего замечаю за собой, что начинаю нервно дергаться от каждого звука. Даже Кесседи обращает внимание, спрашивает, все ли в порядке. Не похоже, что заботится, да и с чего бы, но чует неладное. Отмахиваюсь и пытаюсь держать себя в руках.
Двадцать четвертое.
Нервы на пределе.
Успокаиваю себя, что у меня еще два дня.
— Кэм, бросай тарелки, — голос Коэна для меня как гром среди ясного неба. Убираю посуду после обеда и уже по привычке не жду, что на меня кто-то обратит внимание, прислуга и прислуга, — зайди ко мне. Мышь, займись!
Ставлю на стол тарелки, которые держу в руках, а Мышонок тут же вскакивает со скамьи и начинает собирать кухонную утварь со скоростью и мастерством, до которой мне далеко.
Происходит настоящая метаморфоза: только что я всего лишь мойщик посуды, тень, неинтересная никому, но стоит главарю обратиться ко мне, на меня тут же обрушивается внимание всей банды. Кожей чувствую, что думает каждый из них: внимание, страх, зависть. От Фила снова пышет агрессией, в глазах некоторых откровенный испуг. Даже знаю, что они думают: а не займет ли этот новенький мое место? Бред.
Смотрю прямо перед собой и, выпрямив спину, иду за Коэном в его отсек.
Только во взгляде Кесседи не вижу ни удивления, ни опасения. Он явно в курсе, зачем я главарю. Его лицо равнодушное, без толики заинтересованности.
Коэн в комнате один, восседает на трехногом табурете, как и в первую нашу аудиенцию. Пару секунд раздумываю, не усесться ли мне снова на пол, но остаюсь стоять. Кто знает, вдруг придется защищаться.
— Я наблюдал за тобой, — говорит главарь без предисловий, после чего делает паузу, оценивая мою реакцию. Молчу, прямо смотрю на него, не делаю лишних движений. — Не каждый на твоем месте стал бы трудиться на черной работе и не жаловаться.
Что это? Комплимент?
— Мне не привыкать, — отвечаю коротко. Что он знает о черновой работе? Это в последний год на заводе мне жилось более-менее терпимо.
Но Коэн будто не слышит моей реплики, его речь заготовлена заранее:
— Например, Филипп взвыл через два дня и попросил достойное его дело, — кто бы сомневался, — ты продержался две недели. Знаю, про инцидент с обливанием, — продолжает. — Думал, ты придешь жаловаться.
— А если бы пришел? — интересуюсь.
Коэн разводит руками. Император на троне — ни дать, ни взять.
— Я наказал бы зачинщика, — не спрашиваю как, но “его императорское величество” само спешит нести просвещение в массы: — облил бы самого и выставил на мороз, — в глазах Коэна опасный блеск, не дающий посчитать, что он преувеличивает или шутит. — Хотя, — он снова делает театральную паузу, изображая, что раздумывает. Какой талант пропадает! — Я могу сделать это прямо сейчас. Хоть ты и новенький, условия для всех равны. Выпад против тебя — это открытое оспаривание моего решения. Ты знаешь, чья это была идея?
— Не знаю, — отвечаю спокойно. Откуда мне знать? Да, я догадываюсь, что это придумка Фила, но у меня нет ни малейших доказательств. И искать их не собираюсь.
— Защищаешь? — щурится главарь.
Пожимаю плечом:
— Детская шалость, не более. Какая разница, кто придумал.
— Ты считаешь себя умнее остальных, — делает вывод Коэн, и не могу сказать, что он неверен. С самомнением у меня все в порядке
