Куратор (СИ) - Киров Никита
Впрочем, я в последние дни эту технику почти не выпускаю из рук, как любой молодой.
На этом телефоне не было ничего, кроме пары показавшихся мне странными сообщений из закодированных значков и букв с цифрами. Какой-то код, и его я заснял.
Этот телефон тоже полетел в реку.
В кошельках ничего особенного, кроме денег, которые я изъял на оперативную работу. От банковских карточек избавился сразу, они хоть и без имён, но их использование легко отследить. Можно было бы, конечно, использовать это как часть легенды для «Фантома», но что это за «Фантом», который пользуется чужими картами, взятыми с трупов? Никто не поверит.
Единственное, что привлекло внимание — пластиковые ключи-карты. Одна принадлежала Филиппову и подойдёт от входа в «Альянс», но её я выкинул — все такие ключи именные, и даже при Игнашевиче, когда все расслабились, пользоваться таким опасно. Система контроля управления доступом тут же отправит сигнал, что кто-то использует чужую карту мёртвого человека, и вся служба безопасности встанет на уши.
Карта улетела в воду. Остальные ключи оставил. Надо организовать новый тайник, постоянный, взамен временного. И забрать пистолет, если отзовётся Воронцов, потому что без оружия туда соваться опасно. И дело даже не в преследователях, Воронцов — человек своеобразный, и ради собственной безопасности пойдёт на всё, и про это забывать нельзя.
Также у киллеров были мелкие ключи, похожие на те, что дают к почтовым ячейкам и абонентским ящикам, но на них ни номеров, ничего другого не было. Их я оставил себе на всякий случай.
Всё остальное, что мне было не нужно, я скидывал понемногу, перемещаясь то по набережной, то заходя в парк, то сбрасывая в ливнёвку.
Денег — примерно десять тысяч рублей. Филиппов явно предпочитал наличные, потому что у его киллеров их было мало, только карточки. Но мне наличные не помешают, только проверю, что на них нет меток.
На этом суета закончилась.
Теперь нужно ждать, когда отзовётся Воронцов — если он до сих пор не попался.
Способ связи, который он должен был использовать, тоже был непростой, как и у меня. Никаких телефонных звонков и интернета, только личное общение через посредника. Впрочем, никакого криминала в этом не было, и просьба в целом, хоть и необычная, была вполне приемлемой.
Я буду ждать, когда он откликнется. Если вообще откликнется.
От этого уже и будем отталкиваться.
А диктофон я заряжу и подключу к компьютеру, чтобы была копия.
И найти бы какого-нибудь технаря, который умеет обучать нейросетку на чужих голосах, причём тайно, не онлайн.
Следующий день — день связи, но он не удался, Воронцов не откликнулся. Будто не прочитал, или не увидел, или не вышло отправить послание, всё же метод сложный. Но я съездил на точку не зря, там прикинул, что к чему.
Новый шанс только через день, и я ждал его, попутно изучая обстановку. Если от Воронцова ничего не будет на этой неделе — надо будет ждать ещё неделю, после чего использовать резервные способы связи, а это нежелательно, ведь время идёт, и сами способы уже более рискованные.
Воронцов, если не свалил, наверняка в курсе, что старого полковника Давыдова нет, и мог решить, что все меры уже не работают. И мог проигнорировать все инструкции, несмотря на то, что я предупреждал о разных исходах, и что надо сидеть на месте.
Но проверять всё равно нужно. Необходима подготовка, ведь я-то сейчас другой человек внешне. И чтобы Воронцов доверял, надо показать, что и я следую инструкциям, которые программист обсудили со мной старым ещё давно.
Утром я отправился к бабушке и дедушке Толика, чтобы спокойно полистать новости и заодно поесть. Масса понемногу набиралась, и на тонких косточках нарастало мясо.
Да и бабушка Толика готовила отлично.
Дома жарко, все окна открыты. Дед Толи — Фёдор Ильич — сидел на диване с газетой, а бабушка, Анастасия Фёдоровна, стояла у плиты с венчиком над кастрюлей, в которой взбивала тесто для блинов.
— Этих ваших модных панкейков у меня нет, — сказала она извиняющимся голосом. — Да и готовить-то только такие блины умею.
— Какие панкейки? — произнёс я. — Блины с маслом, что может быть лучше? Только фаршированные.
— Вот-вот, а я тебе давно говорила, — она закивала с довольным видом. — Взрослеешь уже, Толенька. А то у тебя мама тоже в детстве: это не ем, то не ем. Сейчас-то всё лопает за милую душу.
— Раньше-то по кафешкам только ходила, — с неудовольствием проговорил дед и перелистнул страницу газеты.
Ещё утром по дороге я сделал пару звонков — ничего не значащих, для вида, по известным номерам. Якобы насчёт резюме в отдел кадров фирмы «Альянс», в финотдел и секретарше.
Им звонят часто, а я звонил с левой симки, задал пару вопросов. Как выяснилось, Трофимов резко сорвался в отпуск, а Игнашевич ушёл на больничный.
Ожидаемо. У них проблемы, они начинали суетиться, думают, как отмазаться.
Надо бы кого-нибудь завербовать из тех, кто работает в фирме, чтобы быть в курсе, как там обстоят дела. После того как закончу с Воронцовым, займусь этим.
Также возьму в оборот чиновника областной администрации Шустова, как планировал раньше.
Это старый знакомый как Игнашевича, так и Трофимова. Ещё по девяностым, когда был коммерсантом и обращался в фирму за безопасностью. Грубо говоря, за крышей. А когда я работал в ФСБ, Трофимов просил меня помочь с той бандой, которая его прессовала. Сейчас Шустов — видный областной чиновник. И контакт у них остался по-прежнему, я думаю, он им помогает.
Но конкретных доказательств не было, нужно собирать и следить. И пока непонятно, с какого угла к нему подбираться.
Масло на сковородке зашипело, когда Анастасия Фёдоровна начала жарить первый блин. По комнате пошёл аппетитный запах. Я поднялся с мягкого дивана, чтобы размяться, и подошёл к шкафу, где лежали награды деда моего тёзки. Там же была стопочка снимков.
Достал одну фотографию, лежащую сверху. На ней Фёдор Ильич, ещё молодой мужчина, может, лет тридцати с небольшим, в военной форме.
Фотография цветная, от «Полароида», год примерно девяносто пятый или девяносто шестой. Фёдор Ильич мрачный и серьёзный, впрочем, как и сейчас.
На снимке он стоял рядом с закопчённой белой стеной, на которой кто-то вывел большие буквы чёрной краской: «Это не Гудермес, это Гондурас». Да, Чечня, времена первой войны. Сам, бывало, туда ездил по разным задачкам, и в Гудермесе был.
Искали мы там одного гада, который продавал оружие «духам», воруя его у наших. Искали, да не нашли.
— Тебя на фото прямо не узнать, — сказал я, глянув на Фёдора Ильича.
Хотя дед ненамного старше меня прежнего. Но мы с ним там не пересекались, я бы его вспомнил.
— Молод был, — пробурчал он. — Ты чего это фотки-то решил посмотреть?
— Смотрю, чем занимался. Интересно же.
— А-а-а, — протянул дед. — Ну, смотри, там много разных.
И не расскажешь, что тоже там был, хоть и недолго. Потом уехал, они остались воевать дальше.
А что, кстати, группа из Центра? Они тут тоже в командировке. Копают или заметают следы? Думаю, качают ситуацию, но когда раскачают, пока неизвестно.
Я достал телефон и нашёл контакт Кати в мессенджере. Просто написал: «Привет. Занята?»
Через несколько минут в ответ мне пришёл стикер — грустный кот в пледе, тот самый, что я присылал ей. Следом улыбающийся смайлик.
«Много работы в последнее время. Совсем некогда».
«Что-то я не вижу новых интервью на сайте», — я хмыкнул, набирая ответ.
Она начала что-то писать, потом иконка сменилась, будто она записывает голосовое.
«Пока готовится, — услышал я её звонкий голос. — Много работы, много нового материала. А ты что-то ещё вспомнил?»
Я вкратце записал голосовое:
— Да не особо.
«Вспомню», когда будет необходимость, пока же просто спрашиваю. Этот контакт мне пригодится, если что — буду настаивать на личной встрече с Катей. Передам что-нибудь важное.
