Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Лёня аж моргнул, явно сбитый с толку. Завучу же эти слова дали непросто.
– Как нет? – растерянно переспросил директор.
– Нет, – повторила завуч уже твёрже. – Всё решено.
Ага, значит, приняла всё‑таки своё поражение. Завуч повернулась к двери, крутанувшись на каблуках.
– Пойду собирать всех учителей, – сказала она, избегая смотреть в мою сторону. – У нас не так много времени, чтобы встретить дорогого гостя.
В её голосе не осталось ни уверенности, ни прежнего яда. Мымра вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Лёня стоял совершенно растерянный, будто не до конца верил, что всё действительно закончилось.
– Я вообще не понимаю, – выдохнул он. – Как так? Она же обычно… впивается, как пиявка. Пока не доведёт до конца, никого не отпускает.
Я лишь развёл руками.
– Ну вот видишь, Лёнь, как подчас меняется мнение о людях.
– Ты что ей сказал? – директор покосился на меня.
– Разве что сказал, что она сегодня хорошо выглядит, – ответил я невозмутимо.
Лёня не удержался от улыбки.
– Ну, слава Богу, что всё обошлось.
Директор наконец выдохнул. Видно было, что всё это время он держал напряжение, боясь нового витка скандала.
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – согласился я. – Пойдёмте, что ли, в учительскую. Там ведь сейчас будет собрание по поводу встречи вашего, лично мною не уважаемого, бизнесмена.
Директор замялся, подбирая нужные слова.
– Владимир Петрович, я очень вас прошу, – сказал он с мольбой в голосе. – Давайте сегодня обойдёмся без фокусов.
Я лишь пожал плечами.
– А это уже как получится.
Лёня покачал головой и махнул рукой:
– Ну, тогда пойдёмте…
Мы вместе вышли в коридор и направились в сторону учительской. Директор шагал чуть впереди, всё ещё что‑то бормотал себе под нос. Видно, что не мог отойти от пережитого. У самой двери учительской он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу:
– Телефон! Я ж его на столе оставил! – и, не дожидаясь моей реакции, развернулся и почти бегом направился обратно. – Я сейчас вернусь!
Я остался один и подошёл к двери учительской. Изнутри уже доносились голоса.
– Так, девочки, – звучал напряжённый голос завуч. – Нам географа надо срочно куда‑то деть! Он в зюзю пьяный! Вы представляете, что подумают о школе, если его кто‑нибудь увидит?
– Да ну, подумаешь, гость, – донёсся мужской голос, тянущий слова. – Обещаю вести себя… достойно! – и тут же раздалось громкое «ик!»
Я приподнял брови.
– Девочки, ну что делать⁈ – почти взвизгнула завуч. – Он же позорит нас перед всеми!
Я толкнул дверь и вошёл. Картина перед глазами была достойна пера Гоголя. За столом, навалившись щекой на журнал, сидел географ. В мятой рубашке, с галстуком, сбившимся набок. Рядом стояла кружка – вроде как с чаем, но пахло крепким перегаром. Глаза Глобуса были закрыты, рот приоткрыт, а из груди доносилось сонное посапывание.
Мымра стояла рядом, красная как рак, скрестив руки на груди. Остальные учительницы сгрудились у стены, не зная, смеяться им или бежать за директором.
Стоило мне переступить через порог, как Глобус шевельнулся во сне. Он потянулся рукой и со звоном уронил на пол свою чекушку.
Стекло разбилось, и по линолеуму растеклась характерная янтарная лужица с тяжелым запахом спиртного.
Завуч едва не вскрикнула.
– Девочки, быстро уберите! – скомандовала Мымра, в панике бегая глазами по комнате. – Нам ещё не хватало, чтобы здесь эта вонь стояла! Чтобы все подумали, что у нас педагогический состав пьющий!
Она была растеряна и не знала, что делать. Ещё немного – и сама бы расплакалась.
– Что же делать… что делать… – зашептала Мымра себе под нос.
– Помощь нужна? – уточнил я, опершись плечом о дверной косяк.
– Да не нужна мне ваша помощь! – резко отрезала Соня, но в голосе не было уверенности.
Завуч заметалась, хватаясь то за тряпку, то за салфетку, не зная, с чего начать. Остальные учительницы переглянулись, и одна из них осторожно сказала:
– София Михайловна, ну пусть Владимир Петрович поможет. Что вы, в самом деле… быстрее же управимся.
Несколько других согласно закивали. Завуч остановилась и опустила плечи – видно было, что сдалась.
– Ладно… – шепнула Мымра, всё ещё делая вид, что решение даётся ей тяжело. – Раз уж вы хотите помочь, хотя я лично сомневаюсь, что от этого будет хоть какой‑то толк… то так уж и быть – помогите.
– А «пожалуйста» сказать? – ухмыльнулся я.
Завуч поморщилась, но всё‑таки, сквозь зубы, процедила:
– Пожалуйста.
– Ну вот, так бы сразу, – подмигнул я. – Сейчас обязательно что‑нибудь придумаем.
Я быстро окинул взглядом учительскую. Алкоголь растёкся по полу, девчонки‑учительницы дружно вытирали лужу шваброй, принесённой из подсобки. А Глобус сидел в углу, покачиваясь, тихо бормоча что‑то себе под нос.
Действовать следовало быстро. Я посмотрел на приоткрытую дверь подсобного помещения, оценил её размеры. Идеальное место, чтобы временно «припарковать» нетрезвого педагога.
– Так, девочки, – я захлопал в ладоши, чтобы привлечь внимание. – Поскольку у нас географ глобус пропил, предлагаю передать его на временное ответственное хранение швабре и ведру.
Завуч недоумённо уставилась на меня.
– Это вы что предлагаете?.. – уточнила она.
Я решительно направился к нашему герою географических широт. Подошёл, взял его под мышки, приподнял. Глобус что‑то промычал в знак протеста, замахал руками, но силы были неравные.
– Тихо‑тихо, Колумб недоделанный, – пробормотал я. – Сейчас отправим тебя в экспедицию в глубокие воды…
Я закинул его на плечо, как мешок картошки, и направился к подсобке. Учительницы, вытирающие пол, замерли, глядя на эту картину, а потом разом ахнули.
– Вот это да! – восхищённо сказала химичка. – Никогда не думала, что Владимир Петрович такой сильный!
– Мужчина мечты, – добавила кто‑то с придыханием.
Завуч же стояла в стороне, наблюдая за происходящим, как каменная статуя.
– Это… очень плохая затея, – зашептала она. – Ничего хорошего из этого не выйдет.
Я остановился у двери подсобки, держа Глобуса на плече.
– София Михайловна, – ответил я. – Если вам не нравится моя затея, я могу прямо сейчас вернуть вашего географа на диван. Пусть спит посреди кабинета, почему нет?
Мымра виновато опустила глаза, словно понимала, что иного выбора у неё нет.
– Молчание – знак согласия, – подвёл я итог и занёс Глобуса в подсобку.
Осторожно уложил его на мешки с тряпками, убедился, что тот хоть как‑то устроился, и притворил дверь.
– Вот так, – сказал я, оглянувшись на остальных. – Думаю, географу сейчас здоровый сон точно не повредит.
Учительская к этому моменту уже превратилась в миниатюрный улей. Все были на ушах. Физичка, раскрасневшаяся, обмахивала себя тетрадью. Химичка торопливо поправляла перед зеркалом причёску, готовясь к приезду важного гостя. Училка по русскому нервно вытирала стол салфетками, хотя на нём и пылинки не было.
Я перевёл взгляд на завуч, которая всё ещё стояла неподвижно, будто не знала, как реагировать.
– София Михайловна, – я расплылся в улыбке. – А мы, случайно, таким образом не нарушили никакие протоколы?
Завуч хмыкнула, перекрестив руки на груди, но так и не ответила.
В учительскую вошёл директор. Взъерошенный, в мятой рубашке… По тому, как он держался, было видно, как день вымотал Лёню подчистую. Но и не мудрено: всё‑таки слишком много событий для одной школы произошло за последние несколько часов. К тому же Аля Крещёный решил заявиться тогда, когда его никто не ждал. Естественно, без звонков и предупреждений, как снег на голову.
А у нас в России ведь как обычно встречают тех, кого «нужно встретить»? За сутки успевают покрасить траву в зелёный цвет, заменить таблички и выдать всем одинаковые улыбки. А тут… ни покраски, ни репетиции. Полный кавардак. И я прекрасно понимал, зачем Аля это сделал. Он никогда ничего не делал просто так. Его цель была очевидна: застать всех врасплох, не дать школе подготовиться, а потом ткнуть пальцем в любую мелочь. Ну и заявить, что учреждение не готово и финансирование нецелесообразно.
