Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений

Аппетитно пообедав
С кашей отпрыском свиньи,
Стал читать я двух Альфредов: —
Де Мюссе и де Виньи.

Нестандартные французы!
Каждый носит свой наряд;
Этих двух Альфредов музы
Разным тембром говорят.

Погружаясь в мир былого,
Я нигде, друзья мои,
В их творениях ни слова
Не нашел о двух Луи.

И ни косвенно, ни прямо,
Ни в строках, ни между строк,
Никакого фимиама
Не разносит ветерок.

Но зато Альфреда оба,
Даже в шумный наш уют,
Да к тому же из-за гроба,
Сердцу голос подают.

Чуть побрызгав ландышем Коти
На себя и на платочек с меткой,
Вышла мама с дочкой-малолеткой
Погулять и молвила в пути:

– «Доченька, беги скорей к реке
И скажи мне, что за человечки,
Дяди или тети там у речки
Издали белеют на песке?..»

Отогнав букашку от щеки,
Бросив наземь прыгалки и мишку,
Побежала девочка вприпрыжку
На разведку к берегу реки.

И покуда мама сквозь лорнет
Белые разглядывала пятна,
Возвратилась дочь ее обратно,
Раскрасневшись словно маков цвет.

– «Мамочка, меня ты не брани,
Я глядела спереди и сзади,
Но не знаю – тети или дяди,
Потому что голые они!..»

Лишь Муза в этот вечер у огня
Ко мне подсела, близостью пьяня, —
В природе обозначилась тревога:
Взъерошилась осина-недотрога
И всколыхнулись волны ячменя.

Жизнь без нее чадит как головня,
Действительность бесцветна и убога,
Ведь для души прекрасному родня
Лишь Муза.

Я знаю – неизведанным маня,
Когда моя окончится дорога
По бытию, и ласково и строго,
Под звездным небом иль при свете дня,
Покинуть мир благословит меня
Лишь Муза.

Нет, не одна влекла меня дорога
И знал я и Джульетт и Виолетт;
Кокетничал я с жизнью много лет,
Однако жизнь со мной держалась строго.

Ловя в Сахаре как-то носорога
Арканом, я за счастьем мчался вслед: —
Югурты сохранившийся скелет
Мной найден был. Довез до Таганрога

И заработал этим миллион…
Научный я теперь Наполеон,
Академист! – а брюки протирая,

Ей – Богу ты не снимешь урожай,
Ведь, брат, стихи не доведут до рая…
Учти сие и в Африку езжай!..

Месяц май… Мурлычет море
Мелодично, музыкально…
Модница московской марки,
Миловидна, молода,
Маслоносова Маруся
Молвит мрачному мужлану,
Меднолобову Матвею,
Мясорубу-молодцу:

– «Молдаванин Мисаил,
Малохольный мамалыжка,
Месяц мне мозги мутил;
Молдаванин Мисаил
Мне мошной милльонной мил.
Мерин, мул, морж, мопс, мартышка —
Молдаванин Мисаил,
Малохольный мамалыжка!..»

Морщась, Мотька Меднолобов,
Мастодонт монументальный,
Мощный, мускулистый малый
Мямлит, медленно мыча:
– «Мы, мол, мы мышиной мымре,
Мисаилке-мироеду
Морду, мол, мурло, мол, можем
Моментально молотить!..»

Я начинаю триолет
На склоне дня и склоне лета,
А также и на склоне лет.
Я начинаю триолет
Поэту в память и вослед.
Под музыку из «Риголетто»
Я начинаю триолет
На склоне дня и склоне лета.

Поэт, наружностью ты был
Точь-в-точь подобен Дон-Кихоту,
А сердцем – триолетофил.
Поэт, наружностью ты был
Как рыцарь из Ламанчи хил,
И на ходу мурлыча хоту,
Поэт, наружностью ты был
Точь-в-точь подобен Дон-Кихоту.

Ты как когда-то Дон-Кихот
Сражался с мельницами тоже,
Свое перо пуская в ход.
Ты как когда-то Дон-Кихот
Всегда за что-то шел в поход,
И вылезая вон из кожи,
Ты как когда-то Дон-Кихот
Сражался с мельницами тоже.

Иван Сергеич, как живой
Сейчас стоишь ты предо мною.
Звучит мне тихий голос твой,
Иван Сергеич, как живой.
Качая узкой головой,
С едва заметной сединою,
Иван Сергеич, как живой
Сейчас стоишь ты предо мною.

Закончив пятый триолет,
Я о тебе писать кончаю;
Ведь нужно сделать туалет,
Закончив пятый триолет;
И собираясь съесть омлет
И выпить два стакана чаю,
Закончив пятый триолет,
Я о тебе писать кончаю.

Чтоб я не понял ни аза
И принял пошлый фарс за сказку,
Амур надел мне на глаза
Свою любовную повязку.

Но день за днем от слов и дел
Все больше чувства холодели,
И наконец я разглядел
Какая ты на самом деле.

Все сразу сделалось видней,
Открылось то, что было скрыто,
И вот – увы! – на склоне дней
Я у разбитого корыта.

Так выхваляться перестань,
Ведь спала с глаз моих повязка,
А без нее ты только дрянь
И доброта твоя лишь маска.