Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)
Однако времени наслаждаться всем этим не было. Холмс стремительно шагал по дорожке, ведущей к большому особняку. Я старался не отстать от него, но, когда добрался до черного входа, Холмс уже успел дважды постучать в дверь. Так и не дождавшись ответа, он толкнул дверь, она открылась, и мы вошли внутрь. Чтобы почувствовать себя более уверенно, я погладил револьвер, лежавший в моем кармане. Было в этом месте что-то такое, что мне не понравилось, – возможно, тишина и серая неприветливость. Мы прошли в удивительно большую кухню с высоким потолком, где гулкость пустого помещения еще усилилась.
– Должен заметить, что мы пришли немного раньше, – прокомментировал я, просто для того, чтобы нарушить тишину и унять тревогу, охватившую меня в этом доме.
– Тише!
Шерлок Холмс направился в главные покои особняка, и, с трудом поспевая за его быстрыми широкими шагами, я последовал за ним к двери одной из комнат.
Она, как и другие, оказалась незапертой.
И здесь никого, полное отсутствие жизни. Но уже через мгновение мы поняли, что еще совсем недавно жизнь здесь была. Моя рука инстинктивно сжала револьвер в кармане, когда я заглянул внутрь, – картина, представшая перед нами, просто ужасала. На персидском ковре у камина лежало тело женщины, одетой в платье из черного бомбазина, ее мертвые невидящие глаза были направлены на нас. Кровь пропитала ковер и забрызгала стены. Никакого оружия где-либо поблизости мы не заметили, но обилие крови позволяло предположить колотую рану в районе грудной клетки. Однако на этом кошмар не заканчивался. Под окном, выходившим в сад позади дома, лежало тело еще одной женщины. Она была помоложе, лет сорока, в старомодном чепце и ситцевом платье, и убили ее точно так же, как и ту, под чьим началом она, судя по всему, служила, – экономку. Я поспешил подтвердить то, что и так уже знал, и проверил у обеих женщин пульс.
– Есть ли признаки жизни, Ватсон? – спросил Холмс.
– Увы, нет, ни у той ни у другой, – спокойно ответил я, поднимаясь на ноги после короткого осмотра обоих тел. – Что за чертовщина? Что здесь произошло? Убить и экономку, и служанку?
Холмс прервал меня нетерпеливым жестом:
– Вы смотрите, Ватсон, но не видите. Насчет экономки я не буду спорить, допустим, это так, хотя скорее всего она – кухарка, но вторая женщина вовсе не служанка. Ну, сами подумайте, может ли простая служанка позволить себе такие лайковые ботинки? И у какой прислуги руки будут в столь прекрасном состоянии? Взгляните на ее ногти. А еще… – Он деликатно снял с женщины чепец, и длинные, ухоженные темно-рыжие локоны заструились по ее плечам. – Это лицо не служанки, Ватсон. Это лицо авантюристки, которая последние несколько лет жила за счет остроты своего ума и вот теперь умерла в чужом обличье. Баронесса не заслуживала такой участи, а я уверен, что это она. Маскировка под служанку, несомненно, была нужна ей, чтобы сохранить инкогнито, пока она не убедится, что имеет дело с нужным человеком.
– А письмо?
Холмс пожал плечами:
– Мы можем, конечно, поискать, но ничего не найдем. Вы заметили, как я старался не шуметь по пути сюда? Я рассудил, что “крест с опорой” указывал на одиннадцать часов, а не на девять, поскольку трудно рассчитывать, что джентльмен и его слуга покинут дом в точно обозначенное время. Однако с ее острым умом баронесса могла ввести нас в заблуждение, предвидя мои дедуктивные выводы, – я должен был это понять. Как она и задумывала, мы приехали поздно, Ватсон.
– Но она вряд ли способствовала бы собственному убийству, Холмс, – возразил я.
– Думаю, планировался другой конец игры, Ватсон. Не будь Мейер злым монстром, что он в очередной раз доказал, я практически не сомневаюсь, что мы приехали бы лишь для того, чтобы кухарка передала нам записку от баронессы, иронизирующей по поводу нашего опоздания. Так как это… – Он прервался, поскольку дверь позади нас открылась.
– Доброе утро, мистер Холмс, доктор Ватсон. – Лестрейд окинул взглядом тела. – Ну и чехарда! – заметил он спустя мгновение.
– Мейер опередил нас обоих, Лестрейд. Я не сомневаюсь, что возницей телеги с молоком, которая чуть не сбила меня с ног, был именно он.
– Мне послать моих людей на поиски Мейера, мистер Холмс? Мы можем проследить за ним и обыскать его дом.
– А он благополучно спрячет письмо в другом месте. Он должен вручить его своим европейским хозяевам.
– Каждый порт будет под наблюдением, все суда. Даже прибывшие с дипломатической миссией.
– Хорошо, хорошо, – рассеянно пробормотал Холмс.
– А если он, допустим, пошлет письмо фон Гольбаху почтой или передаст через контрабандистов, чьи лодки могут пришвартовываться где угодно? – спросил я.
– Такой трофей слишком ценен, – ответил Холмс. – Нет, он вручит его лично.
– Тогда это произойдет не в Германии, – заявил Лестрейд решительно. – А если фон Гольбах пожалует сюда, мы задержим его.
– Ни в коем случае, Лестрейд. Фон Гольбах нам известен, а если он выйдет из игры, пошлют другого, нам неизвестного. Пусть игра продолжается!
* * *Шли дни, недели, а Холмс все не находил себе места. В газетах промелькнули заметки о горемычном биржевом маклере, который, вернувшись домой, увидел, что там полно полицейских, а его кухарка и еще какая-то совершенно незнакомая женщина, до сих пор не опознанная, зверски убиты.
С наступлением июня Лондон все больше охватывало возбуждение в связи с подготовкой города к празднованию шестидесятилетнего юбилея царствования ее величества королевы Виктории, назначенного на двадцать второе число. Плотники уже вовсю работали, сооружая огромный помост в Уайтхолле, еще один – во дворе церкви Святого Мартина, а также трибуну колоссальных размеров около собора Святого Павла. Любопытным, стекавшимся в Лондон из всех уголков земного шара, предлагали места, с которых можно наблюдать за торжествами, по баснословно высокой цене. С одиннадцатого июня, когда была опубликована официальная программа, единственной темой для разговоров, где бы они ни происходили – на прогулке или за обедом, – стало празднование юбилея. И так было повсеместно – кроме нашей квартиры на Бейкер-стрит, где мой друг молча мерил шагами комнату, за исключением тех нескольких дней, когда он исчезал, как я предполагаю, переодевшись нищим или почтальоном, и бродил по улицам Лондона, кого-то выслеживая.
Даже миссис Хадсон начала терять терпение, глядя, как табачный дым полностью вытесняет из квартиры воздух, а приготовленные ею обеды изо дня в день остаются нетронутыми. Поддерживая миф о своей вымышленной болезни, Холмс выходил на улицу, только переодевшись до неузнаваемости, и шторы в комнате держал задернутыми.
